Неточные совпадения
Когда в 1852 г. из Камчатки не пришли суда с провиантом,
то все находились в
более чем отчаянном положении.
К
тому же здесь на небольшом пространстве сгруппированы: тюрьма
более чем на тысячу и военные казармы на 500 человек.
В настоящее время Александровск занимает на плане площадь около двух квадратных верст; но так как он уже слился со Слободкой и одною своею улицей подходит к селению Корсаковскому, чтобы в самом недалеком будущем слиться с ним,
то размеры его в самом деле
более внушительны.
Но, говоря о семейных каторжных, нельзя мириться с другим беспорядком — с нерасчетливостью администрации, с какою она разрешает десяткам семейств селиться там, где нет ни усадебной, ни пахотной земли, ни сенокосов, в
то время как в селениях других округов, поставленных в этом отношении в
более благоприятные условия, хозяйничают только бобыли, и хозяйства не задаются вовсе благодаря недостатку женщин.
Сравнительно большое количество семейных объясняется не какими-либо особенностями хозяйств, располагающими к семейной, домовитой жизни, а случайностями: легкомыслием местной администрации, сажающей семейных на участки в Александровске, а не в
более подходящем для этого месте, и
тою сравнительною легкостью, с какою здешний поселенец, благодаря своей близости к начальству и тюрьме, получает женщину.
Если не бояться упрека в поспешности вывода и данными, относящимися к Корсаковке, воспользоваться для всей колонии,
то, пожалуй, можно сказать, что при ничтожных сахалинских урожаях, чтобы не работать в убыток и быть сытым, каждый хозяин должен иметь
более двух десятин пахотной земли, не считая сенокосов и земли под овощами и картофелем.
Стало быть, если, как говорят, представителей общества, живущих в Петербурге, только пять,
то охранение доходов каждого из них обходится ежегодно казне в 30 тысяч, не говоря уже о
том, что из-за этих доходов приходится, вопреки задачам сельскохозяйственной колонии и точно в насмешку над гигиеной, держать
более 700 каторжных, их семьи, солдат и служащих в таких ужасных ямах, как Воеводская и Дуйская пади, и не говоря уже о
том, что, отдавая каторжных в услужение частному обществу за деньги, администрация исправительные цели наказания приносит в жертву промышленным соображениям,
то есть повторяет старую ошибку, которую сама же осудила.
Когда усковцы со своими семьями собрались около надзирательской, где мы пили чай, и когда женщины и дети, как
более любопытные, вышли вперед,
то толпа стала походить на цыганский табор.
Здесь, как бы
то ни было, все-таки теплее, тоны у природы мягче, и голодный, озябший человек находит для себя
более подходящие естественные условия, чем по среднему или нижнему течению Тыми.
Для Рыковского, при существующем количестве земли, годной для хлебопашества, и при условиях здешней урожайности, принимая даже во внимание возможные заработки, двухсот хозяев было бы, как говорится, за глаза, а между
тем их тут вместе с сверхштатными
более пятисот, и каждый год начальство будет приваливать всё новых и новых.
Если в Александровском округе климат морской,
то в Тымовском он континентальный, хотя между станциями обоих округов не
более 70 верст.
Времена изменились; теперь для русской каторги молодой чиновник
более типичен, чем старый, и если бы, положим, художник изобразил, как наказывают плетьми бродягу,
то на его картине место прежнего капитана-пропойцы, старика с сине-багровым носом, занимал бы интеллигентный молодой человек в новеньком вицмундире.
Тем не менее все-таки, если бы Поро-ан-Томари было на севере,
то в нем давно бы уже было 200 хозяев и при них 150 совладельцев; южная администрация в этом отношении
более умеренна и предпочитает основывать новые селения, чем расширять старые.
Собственно для ссыльной колонии неудавшийся опыт пока может быть поучителен в двух отношениях: во-первых, вольные поселенцы сельским хозяйством занимались недолго и в последние десять лет до переезда на материк промышляли только рыбною ловлей и охотой; и в настоящее время Хомутов, несмотря на свой преклонный возраст, находит для себя
более подходящим и выгодным ловить осетров и стрелять соболей, чем сеять пшеницу и сажать капусту; во-вторых, удержать на юге Сахалина свободного человека, когда ему изо дня в день толкуют, что только в двух днях пути от Корсаковска находится теплый и богатый Южно-Уссурийский край, — удержать свободного человека, если, к
тому же, он здоров и полон жизни, невозможно.
В 1888 г. в одном из своих приказов (№ 280) генерал Кононович, ввиду
того что ни в Тымовском, ни в Александровском округах нет уже места для отвода участков, между
тем как число нуждающихся в них быстро возрастает, предложил «немедленно организовать партии из благонадежных ссыльнокаторжных под надзором вполне расторопных,
более опытных в этом деле и грамотных надзирателей или даже чиновников, и таковые отправлять к отысканию мест, годных под поселения».
Если тяжесть наказания измерять количеством труда и физических лишений,
то на Сахалине часто поселенцы несут
более суровое наказание, чем каторжные.
Это хорошо, потому что, помимо всяких колонизационных соображений, близость детей оказывает ссыльным нравственную поддержку и живее, чем что-либо другое, напоминает им родную русскую деревню; к
тому же заботы о детях спасают ссыльных женщин от праздности; это и худо, потому что непроизводительные возрасты, требуя от населения затрат и сами не давая ничего, осложняют экономические затруднения; они усиливают нужду, и в этом отношении колония поставлена даже в
более неблагодарные условия, чем русская деревня: сахалинские дети, ставши подростками или взрослыми, уезжают на материк и, таким образом, затраты, понесенные колонией, не возвращаются.
Труд здешнего землепашца был не только принудительным, но и тяжким, и если основными признаками каторжного труда считать принуждение и напряжение физических сил, определяемое словом «тяжкий»,
то в этом смысле трудно было подыскать
более подходящее занятие для преступников, как земледелие на Сахалине; до сих пор оно удовлетворяло самым суровым карательным целям.
При таких тощих урожаях сахалинский хозяин, чтобы быть сытым, должен иметь не менее 4 дес. плодородной земли, ценить свой труд ни во что и ничего не платить работникам; когда же в недалеком будущем однопольная система без пара и удобрения истощит почву и ссыльные «сознают необходимость перейти к
более рациональным приемам обработки полей и к новой системе севооборота»,
то земли и труда понадобится еще больше и хлебопашество поневоле будет брошено, как непроизводительное и убыточное.
Но каково было мое удивление, когда, не дотащив невод сажен на 10 от берега, японцы оставили его в воде, потому что эти 10 сажен невод до
того был наполнен сельдями, что, несмотря на все усилия 60 работников, они не могли
более притянуть невод к берегу…
В
то время как в верховьях Тыми тюрьма и поселенцы ловили тощую, полуживую рыбу, в устье ее контрабандным образом промышляли японцы, загородив частоколом реку, а в нижнем течении гиляки ловили для своих собак рыбу несравненно
более здоровую и вкусную, чем
та, которая заготовлялась в Тымовском округе для людей.
Между
тем с поселенцами конкурируют японцы, производящие ловлю контрабандным образом или за пошлины, и чиновники, забирающие лучшие места для тюремных ловель, и уже близко время, когда с проведением сибирской дороги и развитием судоходства слухи о невероятных богатствах рыбы и пушного зверя привлекут на остров свободный элемент; начнется иммиграция, организуются настоящие рыбные ловли, в которых ссыльный будет принимать участие не как хозяин-промышленник, а лишь как батрак, затем, судя по аналогии, начнутся жалобы на
то, что труд ссыльных во многих отношениях уступает труду свободных, даже манз и корейцев; с точки зрения экономической, ссыльное население будет признано бременем для острова, и с увеличением иммиграции и развитием оседлой и промышленной жизни на острове само государство найдет
более справедливым и выгодным стать на сторону свободного элемента и прекратить ссылку.
Если бы была какая-нибудь возможность отнять у ссыльного надежду на побег как на единственный способ изменить свою судьбу, вернуться с погоста,
то его отчаяние, не находя выхода, быть может, проявляло бы себя как-нибудь иначе и, конечно, в
более жестокой и ужасной форме, чем побег.
Другой вид аферы,
более распространенный, рассчитан на
те три рубля, которые выдает казна за поимку беглого.
Побег вне Сибири считается
более важным преступлением и карается строже, чем побег в Сибири; это различие построено, вероятно, на
том соображении, что для побега в Европейскую Россию требуется гораздо большего напряжения злой воли, чем для побега в какую-нибудь сибирскую губернию.