Неточные совпадения
Высыпав песок
на площадке перед домом генерала, кандальные возвращаются тою же
дорогой назад, и звон кандалов слышится непрерывно.
Кроме обычных пайков, кормовых и жалований, в широких размерах практикуется еще выдача таких пособий, которые невозможно отметить
на карточках, например: пособие при вступлении в брак, покупка у поселенцев зерна по умышленно
дорогой цене, а главное, выдача семян, скота и пр. в долг.
Теперь же
на месте тайги, трясин и рытвин стоит целый город, проложены
дороги, зеленеют луга, ржаные поля и огороды, и слышатся уже жалобы
на недостаток лесов.
Каторжные в течение трех лет корчевали, строили дома, осушали болота, проводили
дороги и занимались хлебопашеством, но по отбытии срока не пожелали остаться здесь и обратились к генерал-губернатору с просьбой о переводе их
на материк, так как хлебопашество не давало ничего, а заработков не было.
На пространстве между морским берегом и постом, кроме рельсовой
дороги и только что описанной Слободки, есть еще одна достопримечательность.
Говорят, что по
дороге на маяк когда-то стояли скамьи, но что их вынуждены были убрать, потому что каторжные и поселенцы во время прогулок писали
на них и вырезывали ножами грязные пасквили и всякие сальности.
Первую половину пути к Красному Яру, версты три, мне пришлось ехать по новой, гладкой и прямой, как линейка,
дороге, а вторую по живописной тайговой просеке,
на которой пни уже выкорчеваны и езда легка и приятна, как по хорошей проселочной
дороге.
Из Александровска в Арковскую долину ведут две
дороги: одна — горная, по которой при мне не было проезда, так как во время лесных пожаров
на ней сгорели мосты, и другая — по берегу моря; по этой последней езда возможна только во время отлива.
По
дороге встречаются бабы, которые укрылись от дождя большими листьями лопуха, как косынками, и оттого похожи
на зеленых жуков.
Дорог к береговым поселениям еще нет, сообщение возможно только пешком по берегу во время отлива, а зимою
на собаках.
В обеих, особенно в левой, тесно, грязно, неуютно; тут уже нет белых чистеньких домиков; избушки ветхие, без дворов, без зелени, без крылец, в беспорядке лепятся внизу у
дороги, по склону горы и
на самой горе.
Другой, когда-то служивший кондуктором
на железной
дороге, прислан за святотатство и
на Сахалине попался в подделке 25-рублевых бумажек.
Помнится, по
дороге от старого рудника к новому мы
на минутку остановились около старика-кавказца, который лежал
на песке в глубоком обмороке; два земляка держали его за руки, беспомощно и растерянно поглядывая по сторонам.
Перед нами лежала длинная прямая просека, прорубленная для проектированной
дороги;
на ней не было буквально ни одного сажня, по которому можно было бы пройти, не балансируя и не спотыкаясь.
Если читатель вообразит пешехода, навьюченного мукой, солониной или казенными вещами, или больного, который идет из Ускова в Рыковскую больницу, то ему станет вполне понятно, какое значение имеют
на Сахалине слова: «нет
дороги».
При Полякове вся поверхность долины была покрыта кочками, ямами, промоинами, озерками и мелкими речушками, впадавшими в Тымь; верховая лошадь вязла то по колена, то по брюхо; теперь же всё раскорчевано, осушено, и из Дербинского до Рыковского
на протяжении 14 верст проходит щегольская
дорога, изумительная по своей гладкости и совершенной прямизне.
Еще южнее, по линии проектированного почтового тракта, есть селение Вальзы, основанное в 1889 г. Тут 40 мужчин и ни одной женщины. За неделю до моего приезда, из Рыковского были посланы три семьи еще южнее, для основания селения Лонгари,
на одном из притоков реки Пороная. Эти два селения, в которых жизнь едва только начинается, я оставлю
на долю того автора, который будет иметь возможность проехать к ним по хорошей
дороге и видеть их близко.
На Сахалине я застал разговор о новом проектированном округе; говорили о нем, как о земле Ханаанской, потому что
на плане через весь этот округ вдоль реки Пороная лежала
дорога на юг; и предполагалось, что в новый округ будут переведены каторжники, живущие теперь в Дуэ и в Воеводской тюрьме, что после переселения останется одно только воспоминание об этих ужасных местах, что угольные копи отойдут от общества «Сахалин», которое давно уже нарушило контракт, и добыча угля будет производиться уже не каторжными, а поселенцами
на артельных началах.
Начальник острова пользуется
на Сахалине огромною и даже страшною властью, но однажды, когда я ехал с ним из Верхнего Армудана в Арково, встретившийся гиляк не постеснялся крикнуть нам повелительно: «Стой!» — и потом спрашивать, не встречалась ли нам по
дороге его белая собака.
Интересно, что в то время, как сахалинские колонизаторы вот уже 35 лет сеют пшеницу
на тундре и проводят хорошие
дороги к таким местам, где могут прозябать одни только низшие моллюски, самая теплая часть острова, а именно южная часть западного побережья, остается в совершенном пренебрежении.
Через несколько минут я и г. Б. были уже знакомы; вместе потом мы съехали
на берег, и я обедал у него. Из разговора с ним я узнал, между прочим, что он только что вернулся
на «Владивостоке» с берега Охотского моря, из так называемой Тарайки, где каторжные строят теперь
дорогу.
На карте Сусуя своими верховьями подходит к реке Найбе, впадающей в Охотское море, и вдоль этих обеих рек, почти по прямой линии от Анивы до восточного берега, протянулся длинный ряд селений, которые соединены непрерывною
дорогой, имеющею в длину 88 верст.
Дороги и мосты хуже, чем
на севере, особенно между Малым Такоэ и Сиянцами, где в половодье и после сильных дождей бывает непроходимая слякоть.
Исследуя почву, флору и фауну Сахалина, он исходил пешком нынешние Александровский и Тымовский округа, западное побережье, всю южную часть острова; тогда
на острове совсем не было
дорог, лишь кое-где попадались жалкие тропинки, исчезавшие в тайге и болотах, и всякое передвижение, конное или пешее, было истинным мучением.
Когда
дороги еще не было, то
на месте теперешней Мицульки стояла станция,
на которой держали лошадей для чиновников, едущих по казенной надобности; конюхам и работникам позволено было строиться до срока, и они поселились около станции и завели собственные хозяйства.
От Дубков до устья Найбы остается только 4 версты,
на пространстве которых селиться уже нельзя, так как у устья заболочина, а по берегу моря песок и растительность песчано-морская: шиповник с очень крупными ягодами, волосянец и проч.
Дорога продолжается до моря, но можно проехать и по реке,
на аинской лодке.
Лошади остались зимовать в Николаевске, но так как кормы были
дороги, то их продали с аукциона и
на вырученные деньги купили новых в Забайкалье, но эти лошади оказались хуже прежних, и крестьяне забраковали нескольких.
Когда же селят
на линии проектированной
дороги, то при этом имеются в виду не жители нового селения, а те чиновники и каюры, которые со временем будут ездить по этой
дороге.
Сначала строят селение и потом уже
дорогу к нему, а не наоборот, и благодаря этому совершенно непроизводительно расходуется масса сил и здоровья
на переноску тяжестей из поста, от которого к новому месту не бывает даже тропинок; поселенец, навьюченный инструментом, продовольствием и проч., идет дремучею тайгой, то по колена в воде, то карабкаясь
на горы валежника, то путаясь в жестких кустах багульника.
Как-то, гуляя в Александровске
на пристани, я зашел в катерный сарай и увидел там старика 60–70 лет и старуху с узлами и с мешками, очевидно собравшихся в
дорогу.
Они, пока живут в тюрьмах или казармах, смотрят
на колонию лишь с точки зрения потребностей; их визиты в колонию играют роль вредного внешнего влияния, понижающего рождаемость и повышающего болезненность, и притом случайного, которое может быть больше или меньше, смотря по тому,
на каком расстоянии от селения находится тюрьма или казарма; это то же, что в жизни русской деревни золоторотцы, работающие по соседству
на железной
дороге.
Они не служат в канцеляриях и
на военной службе, не уходят в отхожие промыслы, не работают в лесах, рудниках,
на море, а потому не знают преступлений по должности и против военной дисциплины и преступлений, прямое участие в которых требует мужской физической силы, например: ограбление почты, разбой
на большой
дороге и т. п.; статьи о преступлениях против целомудрия, об изнасиловании, растлении и сверхъестественных пороках касаются одних лишь мужчин.
С изменением взгляда
на ссылку вообще и
на сахалинскую в частности, изменится и возрастный состав населения; то же случится, когда станут присылать в колонию вдвое больше женщин или когда с проведением Сибирской железной
дороги начнется свободная иммиграция.
Статистика населения и болезненности», 1885 г.] Увы, высокий процент и даже избыток рабочих или производительных возрастов
на Сахалине совсем не служит показателем экономического благосостояния; тут он указывает лишь
на избыток рабочих рук, благодаря чему, несмотря даже
на громадное число голодных, праздных и неспособных,
на Сахалине строятся города и проводятся превосходные
дороги.
Всех вообще в колонии двадцатилетков 27: из них 13 присланы сюда
на каторгу, 7 прибыли добровольно за мужьями и 7 — сыновья ссыльных, молодые люди, уже знающие
дорогу во Владивосток и
на Амур.
Так, когда вследствие высочайшего манифеста из тюрьмы выпускается
на участки сразу около тысячи новых поселенцев, то процент бессемейных в колонии повышается; когда же, как это случилось вскоре после моего отъезда, сахалинским поселенцам разрешено было работать
на Уссурийском участке Сибирской железной
дороги, то процент этот понизился.
Между тем с поселенцами конкурируют японцы, производящие ловлю контрабандным образом или за пошлины, и чиновники, забирающие лучшие места для тюремных ловель, и уже близко время, когда с проведением сибирской
дороги и развитием судоходства слухи о невероятных богатствах рыбы и пушного зверя привлекут
на остров свободный элемент; начнется иммиграция, организуются настоящие рыбные ловли, в которых ссыльный будет принимать участие не как хозяин-промышленник, а лишь как батрак, затем, судя по аналогии, начнутся жалобы
на то, что труд ссыльных во многих отношениях уступает труду свободных, даже манз и корейцев; с точки зрения экономической, ссыльное население будет признано бременем для острова, и с увеличением иммиграции и развитием оседлой и промышленной жизни
на острове само государство найдет более справедливым и выгодным стать
на сторону свободного элемента и прекратить ссылку.
Один каторжный слесарь делает берданки и уже четыре продал
на материк, другой — делает оригинальные цепочки из стали, третий — лепит из гипса; но все эти берданки, цепочки и очень
дорогие шкатулки так же мало рисуют экономическое положение колонии, как и то, что один поселенец
на юге собирает по берегу китовую кость, а другой — добывает трепангу.
Те изящные и
дорогие поделки из дерева, которые были
на тюремной выставке, показывают только, что
на каторгу попадают иногда очень хорошие столяры; но они не имеют никакого отношения к тюрьме, так как не тюрьма находит им сбыт и не тюрьма обучает каторжных мастерствам; до последнего времени она пользовалась трудом уже готовых мастеров.
Вот еще строки из Полякова: «Очень нехороша была также и местная солонина; она готовилась из мяса казенных быков, истощенных работой
на плохих и трудных
дорогах и убитых нередко накануне погибели, если им не перерезывалось горло полуиздохшим».
Покойный профессор, как видно из его рапорта, находил неудобным «ограничивать размер пищи, уже столько лет выдаваемой ссыльнокаторжным, не входя в ближайшее изучение тех условий работы и содержания, в которые эти арестанты поставлены, так как едва ли можно составить здесь точное понятие о качествах того мяса и хлеба, которые
на месте выдаются»; тем не менее все-таки он находил возможным ограничение в году употребления
дорогих мясных порций и предложил три табели: две скоромных и одну постную.
Доброславина, несмотря даже
на сокращение мясных порций, обойдется гораздо
дороже, чем по существующей табели.
Почти всё время поп Семен проводил в пустыне, передвигаясь от одной группы к другой
на собаках и оленях, а летом по морю
на парусной лодке или пешком, через тайгу; он замерзал, заносило его снегом, захватывали по
дороге болезни, донимали комары и медведи, опрокидывались
на быстрых реках лодки и приходилось купаться в холодной воде; но всё это переносил он с необыкновенною легкостью, пустыню называл любезной и не жаловался, что ему тяжело живется.
Остров был пустыней;
на нем не было ни жилищ, ни
дорог, ни скота, и солдаты должны были строить казармы и дома, рубить просеки, таскать
на себе грузы.
К тому же он вынужден идти не прямою
дорогой, а далеко в обход, чтобы не попасть
на кордон.