Неточные совпадения
Одни говорили, что, вероятно, высшее начальство хочет распределить пособие между ссыльными, другие — что, должно
быть, уж решили наконец переселять всех на материк, — а здесь упорно и крепко держится убеждение, что рано или поздно каторга с поселениями
будет переведена на материк, — третьи, прикидываясь скептиками, говорили, что они не ждут уже ничего
хорошего, так как от них сам бог отказался, и это для того, чтобы вызвать с моей стороны возражение.
Я начну с Александровской долины, с селений, расположенных на реке Дуйке. На Северном Сахалине эта долина
была первая избрана для поселений не потому, что она
лучше всех исследована или отвечает целям колонизации, а просто случайно, благодаря тому обстоятельству, что она
была ближайшей к Дуэ, где впервые возникла каторга.
Выбрать именно это место, а не какое-нибудь другое, побудили, как пишет Мицуль, роскошные луга,
хороший строевой лес, судоходная река, плодородная земля… «По-видимому, — пишет этот фанатик, видевший в Сахалине обетованную землю, — нельзя
было и сомневаться в успешном исходе колонизации, но из 8 человек, высланных с этою целью на Сахалин в 1862 г., только 4 поселились около реки Дуйки».
Луга и скот
есть только у 8 хозяев, пашут землю 12, и, как бы ни
было, размеры сельского хозяйства здесь не настолько серьезны, чтобы ими можно
было объяснить исключительно
хорошее экономическое положение.
— Да ничего. Чиновник говорит: «Пока справки делать
будем, так ты помрешь. Живи и так. На что тебе?» Это правда, без ошибки… Всё равно жить недолго. А все-таки, господин
хороший, родные узнали бы, где я.
— Потому что посылают лес
пилить — иду, дают вот эту палку в руки — беру, велят печи в канцерярии топить — топлю. Повиноваться надо. Жизнь, нечего бога гневить,
хорошая. Слава тебе господи!
Не говоря уже о писарях, чертежниках и
хороших мастерах, которым по роду их занятий жить в тюрьме не приходится, на Сахалине немало семейных каторжников, мужей и отцов, которых непрактично
было бы держать в тюрьмах отдельно от их семей: это вносило бы немалую путаницу в жизнь колонии.
Внешностью своею Корсаковка до обмана похожа на
хорошую русскую деревушку, и притом глухую, которой еще не коснулась цивилизация, Я тут
был в первый раз в воскресенье после обеда.
Не знаю, насколько верно последнее; при мне
было очень
хорошее лето, но метеорологические таблицы и краткие отчеты других авторов дают в общем картину необычайного ненастья.
Общество всегда возмущалось тюремными порядками и в то же время всякий шаг к улучшению быта арестантов встречало протестом, вроде, например, такого замечания: «Нехорошо, если мужик в тюрьме или на каторге
будет жить
лучше, чем дома».
От Рыковского ведет сюда
хорошая проселочная дорога по гладкой равнине, мимо рощ и полей, чрезвычайно напоминавших мне Россию,
быть может, потому, что я проезжал здесь в очень
хорошую погоду.
Еще южнее, по линии проектированного почтового тракта,
есть селение Вальзы, основанное в 1889 г. Тут 40 мужчин и ни одной женщины. За неделю до моего приезда, из Рыковского
были посланы три семьи еще южнее, для основания селения Лонгари, на одном из притоков реки Пороная. Эти два селения, в которых жизнь едва только начинается, я оставлю на долю того автора, который
будет иметь возможность проехать к ним по
хорошей дороге и видеть их близко.
Кононовича
есть один, касающийся давно желанного упразднения Дуэ и Воеводской тюрьмы: «Осмотрев Воеводскую тюрьму, я лично убедился в том, что ни условия местности, в которой она находится, ни значение содержащихся в ней преступников, большею частью долгосрочных или заключенных за новые преступления, не могут оправдать того порядка надзора или,
лучше сказать, отсутствия всякого фактического наблюдения, в котором эта тюрьма находится с самого ее основания.
Если бы, вместо переводчика, значился по штату чиновник, научным образом знакомый с этнографией и статистикой, то это
было бы куда
лучше.]
С парохода видны в бинокль и простым глазом
хороший строевой лес и береговые скаты, покрытые ярко-зеленою и, должно
быть, сочною травой, но ни жилья, ни одной живой души.
Местоположение считается
хорошим по теории, что там, где растет дуб, почва должна
быть хороша для пшеницы.
В казенной ведомости показано жителей только 7: 6 м. и 1 ж. В Сиске я не
был, но вот выдержка из чужого дневника: «Как селение, так и местность самая безотрадная; прежде всего, отсутствие
хорошей воды, дров; жители пользуются из колодцев, в которых во время дождей вода красная, тундровая.
Для здешних чиновников японское консульство —
хороший, теплый угол, где можно забыться от тюрьмы, каторги и служебных дрязг и, стало
быть, отдохнуть.
И без всяких статей и приказов, а по необходимости, потому что это полезно для колонии, вне тюрьмы, в собственных домах и на вольных квартирах, живут все без исключения ссыльнокаторжные женщины, многие испытуемые и даже бессрочные, если у них
есть семьи или если они
хорошие мастера, землемеры, каюры и т. п.
От постоянной проголоди, от взаимных попреков куском хлеба и от уверенности, что
лучше не
будет, с течением времени душа черствеет, женщина решает, что на Сахалине деликатными чувствами сыт не
будешь, и идет добывать пятаки и гривенники, как выразилась одна, «своим телом».
Надо помогать всем просящим без исключения и при этом не бояться обмана:
лучше быть обманутым, чем самому обмануться.
Картофель вообще дает
хорошие урожаи, и это подтверждается не только цифрами, но и личным впечатлением; я не видел закромов или мешков с зерном, не видел, чтобы ссыльные
ели пшеничный хлеб, хотя пшеницы здесь сеется больше, чем ржи, но зато в каждой избе я видел картофель и слышал жалобы на то, что зимою много картофеля сгнило.
Те изящные и дорогие поделки из дерева, которые
были на тюремной выставке, показывают только, что на каторгу попадают иногда очень
хорошие столяры; но они не имеют никакого отношения к тюрьме, так как не тюрьма находит им сбыт и не тюрьма обучает каторжных мастерствам; до последнего времени она пользовалась трудом уже готовых мастеров.
Когда спросишь какого-нибудь старика-поселенца,
были ли в его время на острове
хорошие люди, то он сначала помолчит немного, как бы припоминая, и потом уж ответит: «Всякое бывало».
Арестантам и при нем жилось так же дурно, как и до него, но, несомненно, его наблюдения, которыми он делился с начальством и со своими подчиненными, и его «Дело», независимое и откровенное,
быть может, послужили началом для новых,
хороших веяний.
— А всё отчего? Оттого, что хочешь
быть умнее себя, голова. Всё бегаете, думаете
лучше будет, а выходит хуже.
Цинга, свирепствовавшая на Татарском берегу, едва ли стала бы щадить Сахалин, где условия жизни в постах
были нисколько не
лучше.
Неточные совпадения
Осип. Да что завтра! Ей-богу, поедем, Иван Александрович! Оно хоть и большая честь вам, да все, знаете,
лучше уехать скорее: ведь вас, право, за кого-то другого приняли… И батюшка
будет гневаться, что так замешкались. Так бы, право, закатили славно! А лошадей бы важных здесь дали.
Хлестаков (пишет).Ну, хорошо. Отнеси только наперед это письмо; пожалуй, вместе и подорожную возьми. Да зато, смотри, чтоб лошади
хорошие были! Ямщикам скажи, что я
буду давать по целковому; чтобы так, как фельдъегеря, катили и песни бы
пели!.. (Продолжает писать.)Воображаю, Тряпичкин умрет со смеху…
Городничий. А, черт возьми, славно
быть генералом! Кавалерию повесят тебе через плечо. А какую кавалерию
лучше, Анна Андреевна, красную или голубую?
Хлестаков. Я — признаюсь, это моя слабость, — люблю
хорошую кухню. Скажите, пожалуйста, мне кажется, как будто бы вчера вы
были немножко ниже ростом, не правда ли?
Городничий. Да, и тоже над каждой кроватью надписать по-латыни или на другом каком языке… это уж по вашей части, Христиан Иванович, — всякую болезнь: когда кто заболел, которого дня и числа… Нехорошо, что у вас больные такой крепкий табак курят, что всегда расчихаешься, когда войдешь. Да и
лучше, если б их
было меньше: тотчас отнесут к дурному смотрению или к неискусству врача.