Неточные совпадения
Если судить по наружному виду, то бухта идеальная, но, увы! — это только кажется так;
семь месяцев
в году она бывает покрыта льдом, мало защищена от восточного ветра и так мелка, что пароходы бросают якорь
в двух верстах от берега.
В селениях, где я был, я обошел все избы и записал хозяев, членов их
семей, жильцов и работников.
Свободных я записывал только
в тех случаях, если они принимали непосредственное участие
в хозяйстве ссыльного, например, состояли с ним
в браке, законном или незаконном, и вообще принадлежали к
семье его или проживали
в его избе
в качестве работника или жильца и т. п.
Четвертая строка: имя, отчество и фамилия. Насчет имен могу только вспомнить, что я, кажется, не записал правильно ни одного женского татарского имени.
В татарской
семье, где много девочек, а отец и мать едва понимают по-русски, трудно добиться толку и приходится записывать наугад. И
в казенных бумагах татарские имена пишутся тоже неправильно.
Дело
в том, что дети и подростки
в беднейших
семьях получают от казны кормовые, которые выдаются только до 15 лет, и тут молодых людей и их родителей простой расчет побуждает говорить неправду.
Пособие от казны, кормовое или вещевое, или денежное, обязательно получают все каторжные, поселенцы
в первые годы по отбытии каторги, богадельщики и дети беднейших
семей.
Каждую женскую карточку я перечеркивал вдоль красным карандашом и нахожу, что это удобнее, чем иметь особую рубрику для отметки пола. Я записывал только наличных членов
семьи; если мне говорили, что старший сын уехал во Владивосток на заработки, а второй служит
в селении Рыковском
в работниках, то я первого не записывал вовсе, а второго заносил на карточку
в месте его жительства.
Бывает и так, что, кроме хозяина, застаешь
в избе еще целую толпу жильцов и работников; на пороге сидит жилец-каторжный с ремешком на волосах и шьет чирки; пахнет кожей и сапожным варом;
в сенях на лохмотьях лежат его дети, и тут же
в темном я тесном углу его жена, пришедшая за ним добровольно, делает на маленьком столике вареники с голубикой; это недавно прибывшая из России
семья.
Из 22
семей, живущих здесь, только 4 незаконные. И по возрастному составу населения Слободка приближается к нормальной деревне; рабочий возраст не преобладает так резко, как
в других селениях; тут есть и дети, и юноши, и старики старше 65 и даже 75 лет.
Не говоря уже о писарях, чертежниках и хороших мастерах, которым по роду их занятий жить
в тюрьме не приходится, на Сахалине немало семейных каторжников, мужей и отцов, которых непрактично было бы держать
в тюрьмах отдельно от их
семей: это вносило бы немалую путаницу
в жизнь колонии.
Пришлось бы держать
семьи тоже
в тюрьмах или же продовольствовать их квартирой и пищей на счет казны, или же удерживать на родине всё время, пока отец семейства отбывает каторгу.
Отдача каторжных
в услужение частным лицам находится
в полном противоречии со взглядом законодателя на наказание: это — не каторга, а крепостничество, так как каторжный служит не государству, а лицу, которому нет никакого дела до исправительных целей или до идеи равномерности наказания; он — не ссыльнокаторжный, а раб, зависящий от воли барина и его
семьи, угождающий их прихотям, участвующий
в кухонных дрязгах.
Рассказывают про целые
семьи, которые
в течение зимы не имели ни куска хлеба и питались одною только брюквой.
В одной избе помещается мужик, мохнатый, как паук, с нависшими бровями, каторжный, грязный, и с ним другой такой же мохнатый и грязный; у обоих большие
семьи, а
в избе, как говорится, срамота и злыдни — даже гвоздя нет.
Что побуждает администрацию сажать на участки их и их
семьи именно здесь,
в расщелине, а не
в другом месте, понять невозможно.
В одной избе, состоящей чаще всего из одной комнаты, вы застаете
семью каторжного, с нею солдатскую
семью, двух-трех каторжных жильцов или гостей, тут же подростки, две-три колыбели по углам, тут же куры, собака, а на улице около избы отбросы, лужи от помоев, заняться нечем, есть нечего, говорить и браниться надоело, на улицу выходить скучно — как всё однообразно уныло, грязно, какая тоска!
Стало быть, если, как говорят, представителей общества, живущих
в Петербурге, только пять, то охранение доходов каждого из них обходится ежегодно казне
в 30 тысяч, не говоря уже о том, что из-за этих доходов приходится, вопреки задачам сельскохозяйственной колонии и точно
в насмешку над гигиеной, держать более 700 каторжных, их
семьи, солдат и служащих
в таких ужасных ямах, как Воеводская и Дуйская пади, и не говоря уже о том, что, отдавая каторжных
в услужение частному обществу за деньги, администрация исправительные цели наказания приносит
в жертву промышленным соображениям, то есть повторяет старую ошибку, которую сама же осудила.
В сравнении с Александровским округом
в большинстве селений Тымовского, как увидит читатель, очень много совладельцев или половинщиков, мало женщин и очень мало законных
семей.
В Верхнем Армудане из 42
семей только 9 законные.
Этот недостаток женщин и
семей в селениях Тымовского округа, часто поразительный, не соответствующий общему числу женщин и
семей на Сахалине, объясняется не какими-либо местными или экономическими условиями, а тем, что все вновь прибывающие партии сортируются
в Александровске и местные чиновники, по пословице «своя рубашка ближе к телу», задерживают большинство женщин для своего округа, и притом «лучшеньких себе, а что похуже, то нам», как говорили тымовские чиновники.
Законных
семей в нем 121, свободных 14, и между законными женами значительно преобладают женщины свободного состояния, которых здесь 103; дети составляют треть всего населения.
Те дербинцы, которые, отбыв каторгу до 1880 г., селились тут первые, вынесли на своих плечах тяжелое прошлое селения, обтерпелись и мало-помалу захватили лучшие места и куски, и те, которые прибыли из России с деньгами и
семьями, такие живут не бедно; 220 десятин земли и ежегодный улов рыбы
в три тысячи пудов, показываемые
в отчетах, очевидно, определяют экономическое положение только этих хозяев; остальные же жители, то есть больше половины Дербинского, голодны, оборваны и производят впечатление ненужных, лишних, не живущих и мешающих другим жить.
В Ускове водворены несколько каторжных цыган, и их горькую участь разделяют их
семьи, пришедшие за ними добровольно.
Воскресенское почти вдвое больше Ускова. Жителей 183: 175 м. и 8 ж. Свободных
семей 7 и ни одной венчанной пары. Детей
в селении немного: только одна девочка. Хозяев 97, при них совладельцев 77.
Еще южнее, по линии проектированного почтового тракта, есть селение Вальзы, основанное
в 1889 г. Тут 40 мужчин и ни одной женщины. За неделю до моего приезда, из Рыковского были посланы три
семьи еще южнее, для основания селения Лонгари, на одном из притоков реки Пороная. Эти два селения,
в которых жизнь едва только начинается, я оставлю на долю того автора, который будет иметь возможность проехать к ним по хорошей дороге и видеть их близко.
Предполагают, что когда-то родиной гиляков был один только Сахалин и что только впоследствии они перешли оттуда на близлежащую часть материка, теснимые с юга айнами, которые двигались из Японии,
в свою очередь теснимые японцами.] селения старые, и те их названия, какие упоминаются у старых авторов, сохранились и по сие время, но жизнь все-таки нельзя назвать вполне оседлой, так как гиляки не чувствуют привязанности к месту своего рождения и вообще к определенному месту, часто оставляют свои юрты и уходят на промыслы, кочуя вместе с
семьями и собаками по Северному Сахалину.
— Где им совладать?»
В комнате стало холодно и сыро, было, вероятно, не больше шести-семи градусов.
Интересна также
семья Жакомини: отец, ходивший когда-то шкипером
в Черном море, его жена и сын.
Обещали безвозмездно
в течение двух лет довольствовать их мукой и крупой, снабдить каждую
семью заимообразно земледельческими орудиями, скотом, семенами и деньгами, с уплатою долга через пять лет, и освободить их на 20 лет от податей и рекрутской повинности.
От японских построек не уцелело здесь ни одной; есть, впрочем, лавочка,
в которой торгует японская
семья бакалейными и мелочными товарами, — я покупал тут жесткие японские груши, — но эта лавочка уже позднейшего происхождения.
И без всяких статей и приказов, а по необходимости, потому что это полезно для колонии, вне тюрьмы,
в собственных домах и на вольных квартирах, живут все без исключения ссыльнокаторжные женщины, многие испытуемые и даже бессрочные, если у них есть
семьи или если они хорошие мастера, землемеры, каюры и т. п.
Пока несомненно одно, что колония была бы
в выигрыше, если бы каждый каторжный, без различия сроков, по прибытии на Сахалин тотчас же приступал бы к постройке избы для себя и для своей
семьи и начинал бы свою колонизаторскую деятельность возможно раньше, пока он еще относительно молод и здоров; да и справедливость ничего бы не проиграла от этого, так как, поступая с первого же дня
в колонию, преступник самое тяжелое переживал бы до перехода
в поселенческое состояние, а не после.
На материке крестьянин приписывается к облюбованной им волости; губернатор,
в ведении которого находится волость, дает знать начальнику острова, и последний
в приказе предлагает полицейскому управлению исключить крестьянина такого-то и членов его
семьи из списков — и формально одним «несчастным» становится меньше.
Но эта статья существует только как прикрышка от закона, запрещающего блуд и прелюбодеяние, так как каторжная или поселка, живущая у поселенца, не батрачка прежде всего, а сожительница его, незаконная жена с ведома и согласия администрации;
в казенных ведомостях и приказах жизнь ее под одною крышей с поселенцем отмечается как «совместное устройство хозяйства» или «совместное домообзаводство», [Например, приказ: «Согласно ходатайства г. начальника Александровского округа, изложенного
в рапорте от 5 января, за № 75, ссыльнокаторжная Александровской тюрьмы Акулина Кузнецова переводится
в Тымовский округ для совместного домообзаводства с поселенцем Алексеем Шараповым» (1889 г., № 25).] он и она вместе называются «свободною
семьей».
[
В Верхнем Армудане у татарина Тухватулы я записал сожительницей Екатерину Петрову; она имеет от него детей; работник
в этой
семье магометанин, гости тоже.
Как ни просто складываются на Сахалине незаконные
семьи, но и им бывает не чужда любовь
в самом ее чистом, привлекательном виде.
В первую же минуту эти
семьи отталкивают своею искусственностью и фальшью и дают почувствовать, что тут,
в атмосфере, испорченной тюрьмою и неволей,
семья давно уже сгнила, а на месте ее выросло что-то другое.
Малое число стариков и почти отсутствие старух указывают на недостаток
в сахалинских
семьях элемента опытности, традиций.
На Сахалине 860 законных
семей и 782 свободных, и эти цифры достаточно определяют семейное положение ссыльных, живущих
в колонии.
Ведь если бы не жены свободного состояния, добровольно пришедшие за мужьями, то свободных
семей в колонии было бы
в 4 раза больше, чем законных.
Дело
в том, что хотя с лишением всех прав состояния поражаются супружеские права осужденного и он уже не существует для
семьи, как бы умер, но тем не менее все-таки его брачные права
в ссылке определяются не обстоятельствами, вытекающими из его дальнейшей жизни, а волею супруга не осужденного, оставшегося на родине.
В том, что ссыльные не вступают
в законный брак, часто бывают виноваты также несовершенства статейных списков, создающие
в каждом отдельном случае целый ряд всяких формальностей, томительных, во вкусе старинной волокиты, ведущих к тому лишь, что ссыльный, истратившись на писарей, гербовые марки и телеграммы,
в конце концов безнадежно машет рукой и решает, что законной
семьи у него не быть.
Вот для образчика примеры, как
в колонии устраивается
семья.
[Считая, по Янсону, 49,8 или почти 50 рождений на 1000.] именно
семь тысяч с прибавкою нескольких сотен жило
в колонии
в 1889 г.
В некоторых
семьях вместе с психическим вырождением наблюдается также усиленная рождаемость.]
В огрубевшую, нравственно истасканную сахалинскую
семью они вносят элемент нежности, чистоты, кротости, радости.
Когда за осужденным по доброй воле следует
в ссылку его
семья, то дети, достигшие 14-летнего возраста, отправляются только по собственному желанию.
За успех местной огородной культуры говорит уже то обстоятельство, что иногда целые
семьи в продолжение всей зимы питаются одною только брюквой.
Он и еще корнеплоды, как репа и брюква, часто бывают единственною пищей
семьи в течение очень долгого времени.
При мне, например,
в Александровске всякий раз во время обедни переднюю половину церкви занимали чиновники и их
семьи; затем следовал пестрый ряд солдаток, надзирательских жен и женщин свободного состояния с детьми, затем надзиратели и солдаты, и уже позади всех у стены поселенцы, одетые
в городское платье, и каторжные писаря.