Цитаты со словом «помыть»
Один из них, показывавший мне золотой песок и пару понтов, сказал мне с гордостью: «И
мой отец был контрабандист!» Эксплуатация инородцев, кроме обычного спаивания, одурачения и т. п., выражается иногда в оригинальной форме.
В общественном собрании мне позволили отдохнуть после обеда в зале с низким потолком — тут зимою, говорят, даются балы; на вопрос же
мой, где я могу переночевать, только пожали плечами.
Багаж
мой на пристани; я хожу по берегу и не знаю, что с собой делать.
Если внимательно и долго прислушиваться, то, боже
мой, как далека здешняя жизнь от России!
И зачем я сюда поехал? — спрашиваю я себя, и
мое путешествие представляется мне крайне легкомысленным.
Пока я взбирался на гору и подходил к избе, меня окружали тучи комаров, буквально тучи, было темно от них, лицо и руки
мои жгло, и не было возможности защищаться.
Это был
мой первый сахалинский знакомый, поэт, автор обличительного стихотворения «СахалинО», которое начиналось так: «Скажи-ка, доктор, ведь недаром…» Потом он часто бывал у меня и гулял со мной по Александровску и его окрестностям, рассказывая мне анекдоты или без конца читая стихи собственного сочинения.
Гавани здесь нет и берега опасны, о чем внушительно свидетельствует шведский пароход «Atlas», потерпевший крушение незадолго до
моего приезда и лежащий теперь на берегу.
Возле пристани по берегу, по-видимому без дела, бродило с полсотни каторжных: одни в халатах, другие в куртках или пиджаках из серого сукна. При
моем появлении вся полсотня сняла шапки — такой чести до сих пор, вероятно, не удостоивался еще ни один литератор. На берегу стояла чья-то лошадь, запряженная в безрессорную линейку. Каторжные взвалили мой багаж на линейку, человек с черною бородой, в пиджаке и в рубахе навыпуск, сел на козлы. Мы поехали.
— Теперь у нас в Тамбовской губернии, чай, жнут, — сказала хозяйка, — а тут глаза бы
мои не глядели.
С этого вечера началось
мое посвящение в сахалинские тайны.
Доктор рассказал мне, что незадолго до
моего приезда, во время медицинского осмотра скота на морской пристани, у него произошло крупное недоразумение с начальником острова и что будто бы даже в конце концов генерал замахнулся на него палкой; на другой же день он был уволен по прошению, которого не подавал.
А в комнатах у нас неугомонно свистали канарейки, и
мой хозяин-доктор ходил из угла в угол и, перелистывая на ходу законы, мыслил вслух...
На площади же стоял
мой хозяин-доктор в черном фраке и в картузе и держал в руках прошение.
Чтобы побывать по возможности во всех населенных местах и познакомиться поближе с жизнью большинства ссыльных, я прибегнул к приему, который в
моем положении казался мне единственным.
Чтобы облегчить
мой труд и сократить время, мне любезно предлагали помощников, но так как, делая перепись, я имел главною целью не результаты ее, а те впечатления, которые дает самый процесс переписи, то я пользовался чужою помощью только в очень редких случаях.
Эту работу, произведенную в три месяца одним человеком, в сущности, нельзя назвать переписью; результаты ее не могут отличаться точностью и полнотой, но, за неимением более серьезных данных ни в литературе, ни в сахалинских канцеляриях, быть может, пригодятся и
мои цифры.
Когда я обращался к нему с каким-нибудь вопросом, то лоб у него мгновенно покрывался потом и он отвечал: «Не могу знать, ваше высокоблагородие!» Обыкновенно спутник
мой, босой и без шапки, с моею чернильницей в руках, забегал вперед, шумно отворял дверь и в сенях успевал что-то шепнуть хозяину — вероятно, свои предположения насчет моей переписи.
А на постели сидит вавилонская блудница, сама хозяйка Лукерья Непомнящая, лохматая, тощая, с веснушками; она старается посмешнее отвечать на
мои вопросы и болтает при этом ногами.
Приходилось также заставать в избе целую компанию, которая до
моего прихода играла в карты; на лицах смущение, скука и ожидание: когда я уйду, чтобы опять можно было приняться за карты?
Если я заставал дома одну только сожительницу, то обыкновенно она лежала в постели, отвечала на
мои вопросы, зевая и потягиваясь, и, когда я уходил, опять ложилась.
Одни говорили, что, вероятно, высшее начальство хочет распределить пособие между ссыльными, другие — что, должно быть, уж решили наконец переселять всех на материк, — а здесь упорно и крепко держится убеждение, что рано или поздно каторга с поселениями будет переведена на материк, — третьи, прикидываясь скептиками, говорили, что они не ждут уже ничего хорошего, так как от них сам бог отказался, и это для того, чтобы вызвать с
моей стороны возражение.
Голодать и вообще терпеть какие-либо лишения во время
моих разъездов по Сахалину мне не приходилось.
И преступления
моего было всего, что из военной службы ушел.
—
Мое здешнее имя Игнатьев Василий, ваше высокоблагородие.
Я спрашиваю каторжного, бывшего почетного гражданина: «Почему вы так неопрятны?» Он мне отвечает: «Потому что
моя опрятность была бы здесь бесполезна».
Летом 1890 г., в бытность
мою на Сахалине, при Александровской тюрьме числилось более двух тысяч каторжных, но в тюрьме жило только около 900.
На
мой вопрос, женат ли он, молодой человек отвечает, что за ним на Сахалин прибыла добровольно его жена с дочерью, но что вот уже два месяца, как она уехала с ребенком в Николаевск и не возвращается, хотя он послал ей уже несколько телеграмм.
Незадолго до
моего приезда во Втором Аркове умер с голода поселенец Скорин.
Пропала
моя головушка, пропали дети!» — «Ну, завыла!» — проворчит на печке солдат.
Стены и полы одинаково грязны и до такой степени потемнели уже от времени и сырости, что едва ли станут чище, если их
помыть.
Накануне
моего приезда он был наказан плетьми и, когда у нас зашла речь об этом, показал мне свои ягодицы, сине-багровые от кровоподтеков.
Так, за неделю до
моего приезда один богатый арестант, бывший петербургский купец, присланный сюда за поджог, был высечен розгами будто бы за нежелание работать.
Когда я входил в тюрьму, там кончали
мыть полы и влажный, промозглый воздух еще не успел разредиться после ночи и был тяжел.
Капли, падавшие с потолка на решетки венских стульев, производили гулкий, звенящий звук, и после каждого такого звука кто-то шептал в отчаянии: «Ах, боже
мой, боже мой!» Рядом с амбаром находилась тюрьма.
Но вот порыв ветра, дождь застучал сильнее, где-то зашумели деревья — и опять глубокий, отчаянный вздох: «Ах, боже
мой, боже мой!»
«Ах, боже
мой, боже мой!» — вздыхает кто-то из них, и мне кажется, что мой ночной кошмар всё еще продолжается.
На полдороге стало темнеть, и скоро нас окутала настоящая тьма. Я уже потерял надежду, что когда-нибудь будет конец этой прогулке, и шел ощупью, болтаясь по колена в воде и спотыкаясь о бревна. Кругом меня и
моих спутников там и сям мелькали или тлели неподвижно блуждающие огоньки; светились фосфором целые лужи и громадные гниющие деревья, а сапоги мои были усыпаны движущимися точками, которые горели, как ивановские светляки.
У спутников
моих было с собою сухое платье для перемены, и они, придя в надзирательскую, поспешили переодеться, у меня же с собою ничего не было, хотя я промок буквально насквозь.
Тут каждую ночь воруют; накануне
моего приезда троих отправили в кандальную за кражу ржи.
Моя беседа с Карпом Ерофеичем затянулась далеко за полночь, и все истории, которые он мне рассказывал, касались только каторги и ее героев, как, например, смотритель тюрьмы Селиванов, который под горячую руку отбивал кулаком замки у дверей и в конце концов был убит арестантами за жестокое с ними обращение.
Еще южнее, по линии проектированного почтового тракта, есть селение Вальзы, основанное в 1889 г. Тут 40 мужчин и ни одной женщины. За неделю до
моего приезда, из Рыковского были посланы три семьи еще южнее, для основания селения Лонгари, на одном из притоков реки Пороная. Эти два селения, в которых жизнь едва только начинается, я оставлю на долю того автора, который будет иметь возможность проехать к ним по хорошей дороге и видеть их близко.
Гиляки никогда не умываются, так что даже этнографы затрудняются назвать настоящий цвет их лица; белья не
моют, а меховая одежда их и обувь имеют такой вид, точно они содраны только что с дохлой собаки.
— Значит, ты пиши-пиши (то есть писарь)? — спросил он, увидев в
моих руках бумагу.
Я зарабатывал около трехсот рублей в месяц. Эту цифру я и назвал. Надо было видеть, какое неприятное, даже болезненное впечатление произвел
мой ответ. Оба гиляка вдруг схватились за животы и, пригнувшись к земле, стали покачиваться, точно от сильной боли в желудке. Лица их выражали отчаяние.
Мои знакомцы в Дуэ, на Сахалине.
Незадолго до
моего приезда гиляк-надзиратель по долгу службы убил каторжного, и местные мудрецы решали вопрос о том, как он стрелял — спереди или сзади, то есть отдавать гиляка под суд или нет.
Впрочем, раз — это было на вторые сутки нашего плаванья — командир обратил
мое внимание на небольшую группу изб и сарайных построек и сказал: «Это Маука».
С одним из них, г. фон Ф., инспектором сельского хозяйства, я уже был знаком, — раньше мы встречались в Александровске, — с остальными же я теперь виделся впервые, хотя все они отнеслись к
моему появлению с таким благодушием, как будто были знакомы со мною уже давно.
Цитаты из русской классики со словом «помыть»
— Где, сударыня, устать: всего верст десять прошла, да часа три по колени в грязи простояла. С чего ж тут устать? дождичек божий, а косточки молодые, —
помыл — хорошо.
Рано утром выкрасили синеватой краской забор, ограждавший стройку, затем
помыли улицу водой и нагнали в нее несколько десятков людей, прилично одетых, солидных, в большинстве — бородатых.
Подниматься в нее нужно было по черной, плитяной лестнице, всегда залитой брызгами зловонных
помой и местами закопченной теплящимися здесь по зимним вечерам ночниками.
Ассоциации к слову «помыть»
Синонимы к слову «помыть»
Предложения со словом «помыть»
- Они прошли запутанными ходами, мимо ответвлений, ведущих к спальням, мусорным свалкам, кладовкам и местам, где можно помыть руки.
- Можно лежать на диване, отдыхая, и при этом думать о том, что вам нужно помыть посуду на кухне.
- – Я хотела помыть пол! – сестра нахмурила бровки и с досадой рассматривала свои руки, тряпку и окружающий бардак.
- (все предложения)
Сочетаемость слова «помыть»
Дополнительно