— Нечистый попутал. Дозвольте мне рассказать, Петр Егорыч! Я чистую правду,
как перед богом… Пущай урядник наезжает… Мой грех, я за него и ответчик перед богом и судом, а вам всю сущую правду, как на духу… Дозвольте, ваше высокоблагородие!
— Врешь, кривой! Не видал, так, стало быть, зачем врать? Их благородие умный господин и понимают, ежели кто врет, а кто по совести,
как перед Богом… А ежели я вру, так пущай мировой рассудит. У него в законе сказано… Нынче все равны… У меня у самого брат в жандармах… ежели хотите знать…
— Не могу-с, Евгений Константиныч, вот
как перед богом, не могу! — упирался Родион Антоныч, умиленно прижимая обе руки к сердцу.
Неточные совпадения
—
Передайте вашей жене, что я люблю ее
как прежде, и что если она не может простить мне мое положение, то я желаю ей никогда не прощать меня. Чтобы простить, надо пережить то, что я пережила, а от этого избави ее
Бог.
Он сделался бледен
как полотно, схватил стакан, налил и подал ей. Я закрыл глаза руками и стал читать молитву, не помню
какую… Да, батюшка, видал я много,
как люди умирают в гошпиталях и на поле сражения, только это все не то, совсем не то!.. Еще, признаться, меня вот что печалит: она
перед смертью ни разу не вспомнила обо мне; а кажется, я ее любил
как отец… ну, да
Бог ее простит!.. И вправду молвить: что ж я такое, чтоб обо мне вспоминать
перед смертью?
— Правда, с такой дороги и очень нужно отдохнуть. Вот здесь и расположитесь, батюшка, на этом диване. Эй, Фетинья, принеси перину, подушки и простыню. Какое-то время послал
Бог: гром такой — у меня всю ночь горела свеча
перед образом. Эх, отец мой, да у тебя-то,
как у борова, вся спина и бок в грязи! где так изволил засалиться?
— Да шашку-то, — сказал Чичиков и в то же время увидел почти
перед самым носом своим и другую, которая,
как казалось, пробиралась в дамки; откуда она взялась, это один только
Бог знал. — Нет, — сказал Чичиков, вставши из-за стола, — с тобой нет никакой возможности играть! Этак не ходят, по три шашки вдруг.
После этого,
как, бывало, придешь на верх и станешь
перед иконами, в своем ваточном халатце,
какое чудесное чувство испытываешь, говоря: «Спаси, господи, папеньку и маменьку». Повторяя молитвы, которые в первый раз лепетали детские уста мои за любимой матерью, любовь к ней и любовь к
богу как-то странно сливались в одно чувство.