— Впрочем, этот человек уже наказан! — сказал Цвибуш. — Сильно наказан! Его грехи бледнеют перед той карой, какую он несет! Рекомендую тебе, Илька, графа Вунича, барона Зайниц. Здравствуйте,
граф и барон! Чего в вас больше, графства или баронства? В вашей чертовски красивой фигуре много того и другого…Вот она, ваша дичь! Моя дочь отпевает ее.
Неточные совпадения
Солнце было на полдороге к западу, когда Цвибуш
и Илька Собачьи Зубки свернули с большой дороги
и направились к саду
графов Гольдаугенов. Было жарко
и душно.
— Ну подожди, потерпи…Я предчувствую, что подарок, который поднесет тебе сегодня судьба, будет достоин нашего внимания…Хе-хе…Я предчувствую, что мы недаром плетемся ко двору благородных
графов Гольдаугенов! Хе-хе…Когда мы войдем во двор
и заиграем, нас засыпят презренным металлом. Мы набьем наши карманы монетой. Ильку угостят обедом…Хе-хе…Мечтай, Илька! Чего не бывает на свете? Авось всё, что я говорю, правда!
— Нас послушает сам
граф! — продолжал Цвибуш. —
И вдруг, душа моя, ему,
графу, залезет в голову мысль, что нас не следует гнать со двора!
И вдруг Гольдауген послушает тебя, улыбнется…А если он пьян, то, клянусь тебе моею скрипкой, он бросит к твоим ногам золотую монету! Золотую! Хе-хе-хе.
И вдруг, на наше счастье, он сидит теперь у окна
и пьян, как сорок тысяч братьев! Золотая монета принадлежит тебе, Илька! Хо-хо-хо…
В семнадцатом столетии
граф Карл Гольдауген, женившись не на дворянке, умер от угрызения совести, а его брат, Мориц, плясал целый месяц от радости после того, как святой отец разрешил ему развестись с женщиной, которую он, Мориц, обокрал
и вогнал в чахотку.
—
Граф! — пробормотал Цвибуш. — Кажется, он! Сбывается мое пророчество!
И пьян к тому же…Начинай!
Илька подошла к судье
и дрожащим голосом рассказала ему всё то, что произошло во дворе
графов Гольдаугенов. Судья выслушал ее, посмотрел на губы Цвибуша, улыбнулся
и спросил...
— Вы угадали, барон, но только отчасти…Да, били, только не ее
и не я…Ваше участие к моей дочери трогает меня,
граф! Благодарю!
— Возможно, если сумеешь выйти замуж за какого-нибудь
графа,
и невозможно, если не сумеешь. Но ты едва ли сумеешь…Вот ежели бы к твоей рожице да прибавить презренного металла побольше — ну, тогда
и сомневаться не было б надобности.
И я бы, чёрт возьми, женился. Вышла бы за меня, Илька?
— Я
и граф…Ха-ха-ха…Не выкинуть ли мне разве штуки? Стой, стой…Штука вышла бы удивительная!
Она играла простую песенку, не имевшую имени: музыка машинальная, беспорядочная, но под эту незатейливую музыку каждый вечер богатырским сном засыпают
и леса
графов Гольдаугенов,
и рожь,
и ковыль,
и река…
— Вашему сиятельству неизвестно, что собаки камердинера его сиятельства
графа три недели назад искусали мою дочь
и жену? Вашему сиятельству неизвестно, несмотря на то что вся деревня из кожи вон лезла, чтобы сделать это известным. Собаки камердинера терпеть не могут простой одежды
и рвут всякого, одетого по-мужицки. Господину камердинеру доставляет это удовольствие. Еще бы! Собаки валят женщину на землю, рвут ее одежду
и…нагое тело, ваше сиятельство… Господин камердинер большой любитель бабьего мяса!
— Но пусть же недаром клевещут эти подлые люди! Пусть недаром смеются они над нами…Я уворую. Когда она говорила с тобой, а я глядел на ее красивое лицо, я дал себе честное слово уворовать…
И я украду! Я украду у
графа Гольдаугена то, чего не суметь уворовать ни одному из его управляющих.
И я сдержу честное слово.
Графиня взглянула на своего мужа,
графа Гольдауген (это был он),
и поехала тише.
Граф помолчал, кашлянул
и спросил...
— Дайте мне ваш хлыст! — сказала графиня
и, взяв у мужа хлыст, сильно дернула за повода
и помчалась по просеке.
Граф тоже изо всей силы дернул за повод. Лошадь побежала,
и он бессильно заболтался на седле. Бедра его ослабели; он поморщился от боли
и осадил лошадь. Она пошла тише.
Граф проводил глазами свою жену, опустил на грудь голову
и задумался.
Они стали встречаться в забытой, поросшей мохом
и крапивою часовне, в саду
графов Гольдаугенов.
Я здесь вижу много баронов
и графов, но вы лучше всех.
Неточные совпадения
Осип (в сторону).А что говорить? Коли теперь накормили хорошо, значит, после еще лучше накормят. (Вслух.)Да, бывают
и графы.
Стародум(распечатав
и смотря на подпись).
Граф Честан. А! (Начиная читать, показывает вид, что глаза разобрать не могут.) Софьюшка! Очки мои на столе, в книге.
Стародум. Оставя его, поехал я немедленно, куда звала меня должность. Многие случаи имел я отличать себя. Раны мои доказывают, что я их
и не пропускал. Доброе мнение обо мне начальников
и войска было лестною наградою службы моей, как вдруг получил я известие, что
граф, прежний мой знакомец, о котором я гнушался вспоминать, произведен чином, а обойден я, я, лежавший тогда от ран в тяжкой болезни. Такое неправосудие растерзало мое сердце,
и я тотчас взял отставку.
Вошед в военную службу, познакомился я с молодым
графом, которого имени я
и вспомнить не хочу.
Вдруг мой
граф сильно наморщился
и, обняв меня, сухо: «Счастливый тебе путь, — сказал мне, — а я ласкаюсь, что батюшка не захочет со мною расстаться».