Неточные совпадения
Наконец уехал последний гость. Красный круг на дороге закачался, поплыл
в сторону, сузился и погас — это Василий унес с крыльца лампу.
В прошлые разы обыкновенно, проводив гостей, Петр Дмитрич и Ольга Михайловна начинали прыгать
в зале друг перед другом, хлопать
в ладоши и петь: «Уехали! уехали! уехали!» Теперь же Ольге Михайловне было не до того. Она пошла
в спальню, разделась и легла
в постель.
Ноги не укладывались, всему телу было неудобно, и она повернулась на другой бок. По
спальне с жужжаньем летала большая муха и беспокойно билась о потолок. Слышно было также, как
в зале Григорий и Василий, осторожно ступая, убирали столы; Ольге Михайловне стало казаться, что она уснет и ей будет удобно только тогда, когда утихнут эти звуки. И она опять нетерпеливо повернулась на другой бок.
Неточные совпадения
И он от двери
спальной поворачивался опять к
зале; но, как только он входил назад
в темную гостиную, ему какой-то голос говорил, что это не так и что если другие заметили это, то значит, что есть что-нибудь.
Но прежде необходимо знать, что
в этой комнате было три стола: один письменный — перед диваном, другой ломберный — между окнами у стены, третий угольный —
в углу, между дверью
в спальню и дверью
в необитаемый
зал с инвалидною мебелью.
Кабинет и
спальня Обломова обращены были окнами на двор, гостиная к садику, а
зала к большому огороду, с капустой и картофелем.
В гостиной окна были драпированы ситцевыми полинявшими занавесками.
Смердяков бросился за водой. Старика наконец раздели, снесли
в спальню и уложили
в постель. Голову обвязали ему мокрым полотенцем. Ослабев от коньяку, от сильных ощущений и от побоев, он мигом, только что коснулся подушки, завел глаза и забылся. Иван Федорович и Алеша вернулись
в залу. Смердяков выносил черепки разбитой вазы, а Григорий стоял у стола, мрачно потупившись.
Между тем испуганные слуги разбудили мою мать; она бросилась из своей
спальни ко мне
в комнату, но
в дверях между гостиной и залой была остановлена казаком. Она вскрикнула, я вздрогнул и побежал туда. Полицмейстер оставил бумаги и вышел со мной
в залу. Он извинился перед моей матерью, пропустил ее, разругал казака, который был не виноват, и воротился к бумагам.