Неточные совпадения
Анна Петровна. Я хочу Порфирия Семеновича
слушать.
Давайте бросим! Довольно.
Платонов. Для чего? Нас охотно
слушают, да и мы еще не успели надоесть друг другу…
Давайте еще побеседуем в том же духе…
Софья Егоровна. Никто не
дал вам права говорить такие вещи! Если вас
слушают, то из этого не следует, что вы имеете право говорить всё то, что вам вздумается! Ступайте от меня!
Трилецкий.
Послушай, Михаил Васильич, кто
дал тебе право запускать свои холодные лапищи в чужие сердца? Твоя бесцеремонность выше всяких удивлений, братец!
Грекова. B библиотеку? Хорошо… А вы пошлете за ним? Какое у него лицо теперь после этого письма? Вы читали?
Дайте я спрячу! (Прячет письмо.) Милая моя, дорогая… Прошу вас! Я пойду… но вы пошлите! Не
слушайте Сергей Павлович! Будемте говорить по-немецки, Анна Петровна! Schicken Sie, meine Liebe [Пошлите, моя милая! (нем.).]!
— Словно беременная баба, в самом деле! — презрительно и строго говорит Пистолет, и лицо у него становится еще более кривым. — Только тебе и дела — зверем выть!
Дай послушать серьезный человечий голос!
В щелку между двумя половинками ширмы видно, как дама подходит к аналою и делает земной поклон, затем поднимается и, не глядя на священника, в ожидании поникает головой. Священник стоит спиной к ширмам, а потому я вижу только его седые кудрявые волосы, цепочку от наперсного креста и широкую спину. А лица не видно. Вздохнув и не глядя на даму, он начинает говорить быстро, покачивая головой, то возвышая, то понижая свой шёпот.
Дама слушает покорно, как виноватая, коротко отвечает и глядит в землю.
Неточные совпадения
Анна Андреевна.
Послушай: беги к купцу Абдулину… постой, я
дам тебе записочку (садится к столу, пишет записку и между тем говорит):эту записку ты отдай кучеру Сидору, чтоб он побежал с нею к купцу Абдулину и принес оттуда вина. А сам поди сейчас прибери хорошенько эту комнату для гостя. Там поставить кровать, рукомойник и прочее.
«Орудуй, Клим!» По-питерски // Клим дело оборудовал: // По блюдцу деревянному //
Дал дяде и племяннице. // Поставил их рядком, // А сам вскочил на бревнышко // И громко крикнул: «
Слушайте!» // (Служивый не выдерживал // И часто в речь крестьянина // Вставлял словечко меткое // И в ложечки стучал.)
Кто видывал, как
слушает // Своих захожих странников // Крестьянская семья, // Поймет, что ни работою // Ни вечною заботою, // Ни игом рабства долгого, // Ни кабаком самим // Еще народу русскому // Пределы не поставлены: // Пред ним широкий путь. // Когда изменят пахарю // Поля старозапашные, // Клочки в лесных окраинах // Он пробует пахать. // Работы тут достаточно. // Зато полоски новые //
Дают без удобрения // Обильный урожай. // Такая почва добрая — // Душа народа русского… // О сеятель! приди!..
Его
послушать надо бы, // Однако вахлаки // Так обозлились, не
дали // Игнатью слова вымолвить, // Особенно Клим Яковлев // Куражился: «Дурак же ты!..» // — А ты бы прежде выслушал… — // «Дурак же ты…» // — И все-то вы, // Я вижу, дураки!
И рассказали странники, // Как встретились нечаянно, // Как подрались, заспоривши, // Как
дали свой зарок // И как потом шаталися, // Искали по губерниям // Подтянутой, Подстреленной, // Кому живется счастливо. // Вольготно на Руси? // Влас
слушал — и рассказчиков // Глазами мерял: — Вижу я, // Вы тоже люди странные! — // Сказал он наконец. — // Чудим и мы достаточно. // А вы — и нас чудней! —