Городишко Б., состоящий из двух-трех
кривых улиц, спит непробудным сном. В застывшем воздухе тишина. Слышно только, как где-то далеко, должно быть, за городом, жидким, охрипшим тенорком лает собака. Скоро рассвет.
Над Москвой хвастливо сияло весеннее утро; по неровному булыжнику цокали подковы, грохотали телеги; в теплом, светло-голубом воздухе празднично гудела медь колоколов; по истоптанным панелям нешироких,
кривых улиц бойко шагали легкие люди; походка их была размашиста, топот ног звучал отчетливо, они не шаркали подошвами, как петербуржцы. Вообще здесь шума было больше, чем в Петербурге, и шум был другого тона, не такой сыроватый и осторожный, как там.
Здесь и там // Остатки башен по стенам, //
Кривые улицы, кладбища, // Пещеры, рытые в скалах, // Давно безлюдные жилища, // Обломки, камни, пыль и прах, // Где взор отрады не находит;
Неточные совпадения
— По нашей
улице из пушки стрелять неудобно, —
кривая, в дома пушка будет попадать.
Мы спустились в город и, свернувши в узкий,
кривой переулочек, остановились перед домом в два окна шириною и вышиною в четыре этажа. Второй этаж выступал на
улицу больше первого, третий и четвертый еще больше второго; весь дом с своей ветхой резьбой, двумя толстыми столбами внизу, острой черепичной кровлей и протянутым в виде клюва воротом на чердаке казался огромной, сгорбленной птицей.
Снова я торчу в окне. Темнеет; пыль на
улице вспухла, стала глубже, чернее; в окнах домов масляно растекаются желтые пятна огней; в доме напротив музыка, множество струн поют грустно и хорошо. И в кабаке тоже поют; когда отворится дверь, на
улицу вытекает усталый, надломленный голос; я знаю, что это голос
кривого нищего Никитушки, бородатого старика с красным углем на месте правого глаза, а левый плотно закрыт. Хлопнет дверь и отрубит его песню, как топором.
— Сам поджег свой-то дом!.. — галдел народ, запрудивший
улицу и мешавший работавшим на пожарище. — Недаром тогда грозился в волости выжечь всю Фотьянку. В огонь бы его,
кривого пса!..
Прыгая с тряской взбуравленной мусорной насыпи в болотистые колдобины и потом тащась бесконечною полосою жидкой грязи, дрожки повернули из пустынной
улицы в узенький
кривой переулочек, потом не без опасности повернули за угол и остановились в начале довольно длинного пустого переулка.