Неточные совпадения
Он согласен, и на его лице восторг от легкости условий, но Жюли не смягчается ничем, и все тянет, и все объясняет… «первое — нужно для нее, второе — также для нее, но еще более для вас: я отложу ужин на неделю, потом еще на неделю, и дело забудется; но вы поймете,
что другие забудут его только в том случае, когда вы не будете напоминать
о нем каким бы то
ни было словом
о молодой особе,
о которой» и т. д.
Ошибаться может каждый, ошибки могут быть нелепы, если человек судит
о вещах, чуждых его понятиям; но было бы несправедливо выводить из нелепых промахов Марьи Алексевны,
что ее расположение к Лопухову основывалось лишь на этих вздорах: нет, никакие фантазии
о богатой невесте и благочестии Филиппа Эгалите
ни на минуту не затмили бы ее здравого смысла, если бы в действительных поступках и словах Лопухова было заметно для нее хотя что-нибудь подозрительное.
Ни у кого не следует целовать руки, это правда, но ведь я не об этом говорила, не вообще, а только
о том,
что не надобно мужчинам целовать рук у женщин.
И действительно, она порадовалась; он не отходил от нее
ни на минуту, кроме тех часов, которые должен был проводить в гошпитале и Академии; так прожила она около месяца, и все время были они вместе, и сколько было рассказов, рассказов обо всем,
что было с каждым во время разлуки, и еще больше было воспоминаний
о прежней жизни вместе, и сколько было удовольствий: они гуляли вместе, он нанял коляску, и они каждый день целый вечер ездили по окрестностям Петербурга и восхищались ими; человеку так мила природа,
что даже этою жалкою, презренною, хоть и стоившею миллионы и десятки миллионов, природою петербургских окрестностей радуются люди; они читали, они играли в дурачки, они играли в лото, она даже стала учиться играть в шахматы, как будто имела время выучиться.
Он целый вечер не сводил с нее глаз, и ей
ни разу не подумалось в этот вечер,
что он делает над собой усилие, чтобы быть нежным, и этот вечер был одним из самых радостных в ее жизни, по крайней мере, до сих пор; через несколько лет после того, как я рассказываю вам
о ней, у ней будет много таких целых дней, месяцев, годов: это будет, когда подрастут ее дети, и она будет видеть их людьми, достойными счастья и счастливыми.
А подумать внимательно
о факте и понять его причины — это почти одно и то же для человека с тем образом мыслей, какой был у Лопухова, Лопухов находил,
что его теория дает безошибочные средства к анализу движений человеческого сердца, и я, признаюсь, согласен с ним в этом; в те долгие годы, как я считаю ее за истину, она
ни разу не ввела меня в ошибку и
ни разу не отказалась легко открыть мне правду, как бы глубоко
ни была затаена правда какого-нибудь человеческого дела.
Это будет похвала Лопухову, это будет прославление счастья Веры Павловны с Лопуховым; конечно, это можно было сказать, не думая ровно
ни о ком, кроме Мерцаловых, а если предположить,
что он думал и
о Мерцаловых, и вместе
о Лопуховых, тогда это, значит, сказано прямо для Веры Павловны, с какою же целью это сказано?
— Разумеется, она и сама не знала, слушает она, или не слушает: она могла бы только сказать,
что как бы там
ни было, слушает или не слушает, но что-то слышит, только не до того ей, чтобы понимать,
что это ей слышно; однако же, все-таки слышно, и все-таки расслушивается,
что дело идет
о чем-то другом, не имеющем никакой связи с письмом, и постепенно она стала слушать, потому
что тянет к этому: нервы хотят заняться чем-нибудь, не письмом, и хоть долго ничего не могла понять, но все-таки успокоивалась холодным и довольным тоном голоса мужа; а потом стала даже и понимать.
Между ними были люди мягкие и люди суровые, люди мрачные и люди веселые, люди хлопотливые и люди флегматические, люди слезливые (один с суровым лицом, насмешливый до наглости; другой с деревянным лицом, молчаливый и равнодушный ко всему; оба они при мне рыдали несколько раз, как истерические женщины, и не от своих дел, а среди разговоров
о разной разности; наедине, я уверен, плакали часто), и люди,
ни от
чего не перестававшие быть спокойными.
Тот из них, которого я встретил в кругу Лопухова и Кирсанова и
о котором расскажу здесь, служит живым доказательством,
что нужна оговорка к рассуждениям Лопухова и Алексея Петровича
о свойствах почвы, во втором сне Веры Павловны, оговорка нужна та,
что какова бы
ни была почва, а все-таки в ней могут попадаться хоть крошечные клочочки, на которых могут вырастать здоровые колосья.
Кроме как в собраниях этого кружка, он никогда
ни у кого не бывал иначе, как по делу, и
ни пятью минутами больше,
чем нужно по делу, и у себя никого не принимал и не допускал оставаться иначе, как на том же правиле; он без околичностей объявлял гостю: «мы переговорили
о вашем деле; теперь позвольте мне заняться другими делами, потому
что я должен дорожить временем».
Конечно, Лопухов во второй записке говорит совершенно справедливо,
что ни он Рахметову,
ни Рахметов ему
ни слова не сказал, каково будет содержание разговора Рахметова с Верою Павловною; да ведь Лопухов хорошо знал Рахметова, и
что Рахметов думает
о каком деле, и как Рахметов будет говорить в каком случае, ведь порядочные люди понимают друг друга, и не объяснившись между собою; Лопухов мог бы вперед чуть не слово в слово написать все,
что будет говорить Рахметов Вере Павловне, именно потому-то он и просил Рахметова быть посредником.
— Нет, Саша, это так. В разговоре между мною и тобою напрасно хвалить его. Мы оба знаем, как высоко мы думаем
о нем; знаем также,
что сколько бы он
ни говорил, будто ему было легко, на самом деле было не легко; ведь и ты, пожалуй, говоришь,
что тебе было легко бороться с твоею страстью, — все это прекрасно, и не притворство; но ведь не в буквальном же смысле надобно понимать такие резкие уверения, —
о, мой друг, я понимаю, сколько ты страдал… Вот как сильно понимаю это…
Синий чулок с бессмысленною аффектациею самодовольно толкует
о литературных или ученых вещах, в которых
ни бельмеса не смыслит, и толкует не потому,
что в самом деле заинтересован ими, а для того, чтобы пощеголять своим умом (которого ему не случилось получить от природы), своими возвышенными стремлениями (которых в нем столько же, как в стуле, на котором он сидит) и своею образованностью (которой в нем столько же, как в попугае).
— Вам не угодно отвечать. Я не имею права продолжать расспросов. Но я могу просить у вас дозволения рассказать вам
о себе самом то,
что может послужить к увеличению доверия между нами? Да? благодарю вас. От
чего бы то
ни было, но вы страдаете? Я также. Я страстно люблю женщину, которая даже не знает и никогда не должна узнать,
что я люблю ее. Жалеете ли вы меня?
Катерина Васильевна покраснела. Ей было неприятно,
что отец завел разговор
о ее чувствах. Но, кроме отцовской любви, было и другое известное обстоятельство, по которому отец не был виноват: если не
о чем говорить, но есть в комнате кошка или собака, заводится разговор
о ней: если
ни кошки,
ни собаки нет, то
о детях. Погода, уж только третья, крайняя степень безресурсности.