Неточные совпадения
Я сердит на тебя за
то,
что ты так зла к людям, а ведь люди — это ты:
что же ты так зла к самой себе. Потому я и браню тебя. Но ты зла от умственной немощности, и потому, браня тебя, я обязан помогать тебе.
С чего начать оказывание помощи? да хоть
с того, о
чем ты теперь думаешь:
что это за писатель, так нагло говорящий со мною? — я скажу тебе, какой я писатель.
— Я и не употребляла б их, если бы полагала,
что она будет вашею женою. Но я и
начала с тою целью, чтобы объяснить вам,
что этого не будет и почему не будет. Дайте же мне докончить. Тогда вы можете свободно порицать меня за
те выражения, которые тогда останутся неуместны по вашему мнению, но теперь дайте мне докончить. Я хочу сказать,
что ваша любовница, это существо без имени, без воспитания, без поведения, без чувства, — даже она пристыдила вас, даже она поняла все неприличие вашего намерения…
Девушка
начинала тем,
что не пойдет за него; но постепенно привыкала иметь его под своею командою и, убеждаясь,
что из двух зол — такого мужа и такого семейства, как ее родное, муж зло меньшее, осчастливливала своего поклонника; сначала было ей гадко, когда она узнавала,
что такое значит осчастливливать без любви; был послушен: стерпится — слюбится, и она обращалась в обыкновенную хорошую даму,
то есть женщину, которая сама-то по себе и хороша, но примирилась
с пошлостью и, живя на земле, только коптит небо.
А жених, сообразно своему мундиру и дому, почел нужным не просто увидеть учителя, а, увидев, смерить его
с головы до ног небрежным, медленным взглядом, принятым в хорошем обществе. Но едва он
начал снимать мерку, как почувствовал,
что учитель — не
то, чтобы снимает тоже
с него самого мерку, а даже хуже: смотрит ему прямо в глаза, да так прилежно,
что, вместо продолжения мерки, жених сказал...
А факт был
тот,
что Верочка, слушавшая Лопухова сначала улыбаясь, потом серьезно, думала,
что он говорит не
с Марьей Алексевною, а
с нею, и не шутя, а правду, а Марья Алексевна,
с самого
начала слушавшая Лопухова серьезно, обратилась к Верочке и сказала: «друг мой, Верочка,
что ты все такой букой сидишь?
Хозяйка
начала свою отпустительную речь очень длинным пояснением гнусности мыслей и поступков Марьи Алексевны и сначала требовала, чтобы Павел Константиныч прогнал жену от себя; но он умолял, да и она сама сказала это больше для блезиру,
чем для дела; наконец, резолюция вышла такая.
что Павел Константиныч остается управляющим, квартира на улицу отнимается, и переводится он на задний двор
с тем, чтобы жена его не смела и показываться в
тех местах первого двора, на которые может упасть взгляд хозяйки, и обязана выходить на улицу не иначе, как воротами дальними от хозяйкиных окон.
Не удалось и поругаться. Пришел Лопухов и
начал в
том слоге,
что мы
с Верочкою просим вас, Марья Алексевна и Павел Константиныч, извинить нас,
что без вашего согласия…
Лопухов возвратился
с Павлом Константинычем, сели; Лопухов попросил ее слушать, пока он доскажет
то,
что начнет, а ее речь будет впереди, и
начал говорить, сильно возвышая голос, когда она пробовала перебивать его, и благополучно довел до конца свою речь, которая состояла в
том,
что развенчать их нельзя, потому дело со (Сторешниковым — дело пропащее, как вы сами знаете, стало быть, и утруждать себя вам будет напрасно, а впрочем, как хотите: коли лишние деньги есть,
то даже советую попробовать; да
что, и огорчаться-то не из
чего, потому
что ведь Верочка никогда не хотела идти за Сторешникова, стало быть, это дело всегда было несбыточное, как вы и сами видели, Марья Алексевна, а девушку, во всяком случае, надобно отдавать замуж, а это дело вообще убыточное для родителей: надобно приданое, да и свадьба, сама по себе, много денег стоит, а главное, приданое; стало быть, еще надобно вам, Марья Алексевна и Павел Константиныч, благодарить дочь,
что она вышла замуж без всяких убытков для вас!
Вера Павловна попробовала сказать, чтоб он бросил толковать об этом,
что это пустяки, он привязался к слову «пустяки» и
начал нести такую же пошлую чепуху, как в разговоре
с Лопуховым: очень деликатно и тонко стал развивать
ту тему,
что, конечно, это «пустяки», потому
что он понимает свою маловажность для Лопуховых, но
что он большего и не заслуживает, и т. д., и все это говорилось темнейшими, тончайшими намеками в самых любезных выражениях уважения, преданности.
— Ах! — вскрикнула Вера Павловна: — я не
то сказала, зачем? — Да, вы сказали только,
что согласны слушать меня. Но уже все равно. Надобно же было когда-нибудь сжечь. — Говоря эти слова, Рахметов сел. — И притом осталась копия
с записки. Теперь, Вера Павловна, я вам выражу свое мнение о деле. Я
начну с вас. Вы уезжаете. Почему?
Те читатели, которые близко знают живых людей этого типа, надеюсь, постоянно видели
с самого
начала,
что главные мои действующие лица — нисколько не идеалы, а люди вовсе не выше общего уровня людей своего типа,
что каждый из людей их типа переживал не два, не три события, в которых действовал нисколько не хуже
того, как они у меня.
— Вот мы живем
с тобою три года (прежде говорилось: год, потом: два; потом будет говориться: четыре года и так дальше), а все еще мы как будто любовники, которые видятся изредка, тайком. Откуда это взяли, Саша,
что любовь ослабевает, когда ничто не мешает людям вполне принадлежать друг другу? Эти люди не знали истинной любви. Они знали только эротическое самолюбие или эротическую фантазию. Настоящая любовь именно
с той поры и начинается, как люди
начинают жить вместе.
— Почему ж вы не
начинаете с того,
с чего надобно
начинать? — сказал Бьюмонт уже
с некоторым одушевлением. — Это можно, я знаю примеры, у нас в Америке, — прибавил он.
И он, — он сначала приезжал, очевидно, не для нее, а для
того, чтобы узнать через нее о Кирсановой: но
с самого же
начала знакомства,
с той минуты, как заговорили они о скуке и о средствах избегать скуки, видно было,
что он уважает ее, симпатизирует ей.
Вот, например, это было через неделю после визита, за который «очень благодарил» Бьюмонт Катерину Васильевну, месяца через два после
начала их знакомства; продажа завода была покончена, мистер Лотер собирался уехать на другой день (и уехал; не ждите,
что он произведет какую-нибудь катастрофу; он, как следует негоцианту, сделал коммерческую операцию, объявил Бьюмонту,
что фирма назначает его управляющим завода
с жалованьем в 1000 фунтов,
чего и следовало ожидать, и больше ничего: какая ж ему надобность вмешиваться во что-нибудь, кроме коммерции, сами рассудите), акционеры, в
том числе и Полозов, завтра же должны были получить (и получили, опять не ждите никакой катастрофы: фирма Ходчсона, Лотера и К очень солидная) половину денег наличными, а другую половину — векселями на З — х месячный срок.
Неточные совпадения
«Толстомясая немка», обманутая наружною тишиной, сочла себя вполне утвердившеюся и до
того осмелилась,
что вышла на улицу без провожатого и
начала заигрывать
с проходящими.
Ибо, ежели градоначальник, выйдя из своей квартиры, прямо
начнет палить,
то он достигнет лишь
того,
что перепалит всех обывателей и, как древний Марий, останется на развалинах один
с письмоводителем.
Только тогда Бородавкин спохватился и понял,
что шел слишком быстрыми шагами и совсем не туда, куда идти следует.
Начав собирать дани, он
с удивлением и негодованием увидел,
что дворы пусты и
что если встречались кой-где куры,
то и
те были тощие от бескормицы. Но, по обыкновению, он обсудил этот факт не прямо, а
с своей собственной оригинальной точки зрения,
то есть увидел в нем бунт, произведенный на сей раз уже не невежеством, а излишеством просвещения.
Во время градоначальствования Фердыщенки Козырю посчастливилось еще больше благодаря влиянию ямщичихи Аленки, которая приходилась ему внучатной сестрой. В
начале 1766 года он угадал голод и стал заблаговременно скупать хлеб. По его наущению Фердыщенко поставил у всех застав полицейских, которые останавливали возы
с хлебом и гнали их прямо на двор к скупщику. Там Козырь объявлял,
что платит за хлеб"по такции", и ежели между продавцами возникали сомнения,
то недоумевающих отправлял в часть.
Не вопрос о порядке сотворения мира тут важен, а
то,
что вместе
с этим вопросом могло вторгнуться в жизнь какое-то совсем новое
начало, которое, наверное, должно было испортить всю кашу.