Неточные совпадения
Смелая, бойкая
была песенка, и ее мелодия
была веселая, —
было в ней две — три грустные ноты, но они покрывались общим светлым характером мотива, исчезали в рефрене, исчезали во всем заключительном куплете, — по крайней мере, должны
были покрываться, исчезать, — исчезали бы, если бы дама
была в другом расположении духа; но теперь у ней эти немногие грустные ноты звучали слышнее других, она как будто встрепенется,
заметив это, понизит на них голос и сильнее начнет
петь веселые звуки, их сменяющие, но вот она опять унесется мыслями от песни к своей думе, и опять грустные звуки берут верх.
— Нет, m-llе Жюли, вы обманулись,
смею вас уверить, в вашем заключении; простите, что осмеливаюсь противоречить вам, но она — моя любовница. Это
была обыкновенная любовная ссора от ревности; она видела, что я первый акт сидел в ложе m-lle Матильды, — только и всего!
Этого не могли бы не
заметить и плохие глаза, а у Жюли
были глаза чуть ли не позорче, чем у самой Марьи Алексевны. Француженка начала прямо...
Так теперь я не знаю, что я
буду чувствовать, если я полюблю мужчину, я знаю только то, что не хочу никому поддаваться, хочу
быть свободна, не хочу никому
быть обязана ничем, чтобы никто не
смел сказать мне: ты обязана делать для меня что-нибудь!
Верочку в галлерее или в последних рядах кресел, конечно, не
замечали; но когда она явилась в ложе 2–го яруса, на нее
было наведено очень много биноклей; а сколько похвал ей слышал Сторешников, когда, проводив ее, отправился в фойэ! а Серж?
— Вера, — начал Павел Константиныч, — Михаил Иваныч делает нам честь, просит твоей руки. Мы отвечали, как любящие тебя родители, что принуждать тебя не
будем, но что с одной стороны рады. Ты как добрая послушная дочь, какою мы тебя всегда видели, положишься на нашу опытность, что мы не
смели от бога
молить такого жениха. Согласна, Вера?
Мы теперь видим только Лопухова, Кирсанов явится гораздо позднее, а врознь от Кирсанова о Лопухове можно
заметить только то, что надобно
было бы повторять и о Кирсанове.
Он смотрел на Марью Алексевну, но тут, как нарочно, взглянул на Верочку, — а может
быть, и в самом деле, нарочно? Может
быть, он
заметил, что она слегка пожала плечами? «А ведь он увидел, что я покраснела».
— Но вы обещались
спеть, Вера Павловна: если бы я
смел, я попросил бы вас пропеть из Риголетто (в ту зиму «La donna e mobile»
была модною ариею).
— Она
заметила, что я не люблю
быть в дурном расположении духа, и шепнула мне такую их тайну, что я не могу видеть женщину без того, чтобы не прийти в дурное расположение, — и потому я избегаю женщин.
Другим результатом-то, что от удешевления учителя (то
есть, уже не учителя, а Дмитрия Сергеича) Марья Алексевна еще больше утвердилась в хорошем мнении о нем, как о человеке основательном, дошла даже до убеждения, что разговоры с ним
будут полезны для Верочки, склонят Верочку на венчанье с Михаилом Иванычем — этот вывод
был уже очень блистателен, и Марья Алексевна своим умом не дошла бы до него, но встретилось ей такое ясное доказательство, что нельзя
было не
заметить этой пользы для Верочки от влияния Дмитрия Сергеича.
Конечно, и то правда, что, подписывая на пьяной исповеди Марьи Алексевны «правда», Лопухов прибавил бы: «а так как, по вашему собственному признанию, Марья Алексевна, новые порядки лучше прежних, то я и не запрещаю хлопотать о их заведении тем людям, которые находят себе в том удовольствие; что же касается до глупости народа, которую вы считаете помехою заведению новых порядков, то, действительно, она помеха делу; но вы сами не
будете спорить, Марья Алексевна, что люди довольно скоро умнеют, когда
замечают, что им выгодно стало поумнеть, в чем прежде не замечалась ими надобность; вы согласитесь также, что прежде и не
было им возможности научиться уму — разуму, а доставьте им эту возможность, то, пожалуй, ведь они и воспользуются ею».
Они даже и не подумали того, что думают это; а вот это-то и
есть самое лучшее, что они и не
замечали, что думают это.
— Что ж, я ей сказал, отчего я весел, я
заметил, что надобно
было ей сказать, я так и сказал: «я нашел отличное место».
— Иду. — Лопухов отправился в комнату Кирсанова, и на дороге успел думать: «а ведь как верно, что Я всегда на первом плане — и начал с себя и кончил собою. И с чего начал: «жертва» — какое плутовство; будто я от ученой известности отказываюсь, и от кафедры — какой вздор! Не все ли равно,
буду так же работать, и так же получу кафедру, и так же послужу медицине. Приятно человеку, как теоретику,
замечать, как играет эгоизм его мыслями на практике».
— Валяй его, барыня!» Некоторые
замечали: «Федька, а ты дай — ко ей сдачи», но большинство собеседников
было решительно на стороне Марьи Алексевны: «Куда Федьке против барыни!
А если бы мне чего
было мало, мне стоило бы мужу сказать, да и говорить бы не надобно, он бы сам
заметил, что мне нужно больше денег, и
было бы у меня больше денег.
Простые швеи, не занимавшие должностей,
были так деликатны, что не требовали этой перемены, когда
заметили несправедливость прежнего порядка, ими же заведенного: сами должностные лица почувствовали неловкость пользования лишним и отказывались от него, когда достаточно поняли дух нового порядка.
— «Ты как
смеешь грубить maman?» — «Да ты, молокосос, — выражение неосновательное со стороны Кирсанова: Nicolas
был старше его годами пятью, — выслушал бы прежде».
Через три — четыре дня Кирсанов, должно
быть, опомнился, увидел дикую пошлость своих выходок; пришел к Лопуховым,
был как следует, потом стал говорить, что он
был пошл; из слов Веры Павловны он
заметил, что она не слышала от мужа его глупостей, искренно благодарил Лопухова за эту скромность, стал сам, в наказание себе, рассказывать все Вере Павловне, расчувствовался, извинялся, говорил, что
был болен, и опять выходило как-то дрянно.
Когда он ушел, они припомнили, что уж несколько дней до своего явного опошления он
был странен; тогда они не
заметили и не поняли, теперь эти прежние выходки объяснились: они
были в том же вкусе, только слабы.
Он понимал, что ступает на опасную для себя дорогу, решаясь просиживать вечера с ними, чтобы отбивать у Веры Павловны дежурство; ведь он
был так рад и горд, что тогда, около трех лет назад,
заметив в себе признаки страсти, умел так твердо сделать все, что
было нужно, для остановки ее развития.
— Милый мой, ведь это ты для моего успокоения геройствовал. А убежим сейчас же, в самом деле, если тебе так хочется поскорее кончить карантин. Я скоро пойду на полчаса в мастерскую. Отправимтесь все вместе: это
будет с твоей стороны очень мило, что ты первый визит после болезни сделаешь нашей компании. Она
заметит это и
будет очень рада такой внимательности.
Кирсанов
был не меньше ее рад. Но Вера Павловна
заметила и много печали в первом же взгляде его, как он узнал ее. Да это
было и немудрено: у девушки
была чахотка в последней степени развития.
Да, отступление сделано вполне, маневры кончены; скрылся из виду, и теперь не
заметят, три недели или три месяца не
был я у них.
Это великая заслуга в муже; эта великая награда покупается только высоким нравственным достоинством; и кто заслужил ее, тот вправе считать себя человеком безукоризненного благородства, тот
смело может надеяться, что совесть его чиста и всегда
будет чиста, что мужество никогда ни в чем не изменит ему, что во всех испытаниях, всяких, каких бы то ни
было, он останется спокоен и тверд, что судьба почти не властна над миром его души, что с той поры, как он заслужил эту великую честь, до последней минуты жизни, каким бы ударам ни подвергался он, он
будет счастлив сознанием своего человеческого достоинства.
Но если он держал себя не хуже прежнего, то глаза, которые смотрели на него,
были расположены
замечать многое, чего и не могли бы видеть никакие другие глава, — да, никакие другие не могли бы
заметить: сам Лопухов, которого Марья Алексевна признала рожденным идти по откупной части, удивлялся непринужденности, которая ни на один миг не изменила Кирсанову, и получал как теоретик большое удовольствие от наблюдений, против воли заинтересовавших его психологическою замечательностью этого явления с научной точки зрения.
Даже и эти глаза не могли увидеть ничего, но гостья шептала: нельзя ли увидеть тут вот это, хотя тут этого и вовсе нет, как я сама вижу, а все-таки попробуем посмотреть; и глаза всматривались, и хоть ничего не видели, но и того, что всматривались глаза, уже
было довольно, чтобы глаза
заметили: тут что-то не так.
На другой день, когда ехали в оперу в извозничьей карете (это ведь дешевле, чем два извозчика), между другим разговором сказали несколько слов и о Мерцаловых, у которых
были накануне, похвалили их согласную жизнь,
заметили, что это редкость; это говорили все, в том числе Кирсанов сказал: «да, в Мерцалове очень хорошо и то, что жена может свободно раскрывать ему свою душу», только и сказал Кирсанов, каждый из них троих думал сказать то же самое, но случилось сказать Кирсанову, однако, зачем он сказал это?
Борьба
была тяжела. Цвет лица Веры Павловны стал бледен. Но, по наружности, она
была совершенно спокойна, старалась даже казаться веселою, это даже удавалось ей почти без перерывов. Но если никто не
замечал ничего, а бледность приписывали какому-нибудь легкому нездоровью, то ведь не Лопухову же
было это думать и не видеть, да ведь он и так знал, ему и смотреть-то
было нечего.
Сказать, что он хочет
быть бурлаком, показалось бы хозяину судна и бурлакам верхом нелепости, и его не приняли бы; но он сел просто пассажиром, подружившись с артелью, стал помогать тянуть лямку и через неделю запрягся в нее как следует настоящему рабочему; скоро
заметили, как он тянет, начали пробовать силу, — он перетягивал троих, даже четверых самых здоровых из своих товарищей; тогда ему
было 20 лет, и товарищи его по лямке окрестили его Никитушкою Ломовым, по памяти героя, уже сошедшего тогда со сцены.
Месяца через два после этого — дело
было в конце мая — Рахметов пропадал на неделю или больше, но тогда никто этого не
заметил, потому что пропадать на несколько дней случалось ему нередко.
— Я предвидел это, и потому, как вы
заметили бы, если бы могли
замечать, не отпускал своей руки от записки. Точно так же я
буду продолжать держать этот лист за угол все время, пока он
будет лежать на столе. Потому всякие ваши попытки схватить его
будут напрасны.
Кто должен
был первый
заметить это?
А я сказал Маше, чтобы она не будила вас раньше половины одиннадцатого, так что завтра, едва успеете вы напиться чаю, как уж надобно
будет вам спешить на железную дорогу; ведь если и не успеете уложить всех вещей, то скоро вернетесь, или вам привезут их; как вы думаете сделать, чтобы вслед за вами поехал Александр Матвеич, или сами вернетесь? а вам теперь
было бы тяжело с Машею, ведь не годилось бы, если б она
заметила, что вы совершенно спокойны.
Да где
будет ей
заметить в полчаса торопливых сборов?
Письма эти, совершенно искренние, действительно
были несколько односторонни, как
замечала сама Вера Павловна.
Только тут студенты
замечают ее и раскланиваются, и в тот же миг уводят с собою своего профессора; его сборы
были слишком недолги, он все еще оставался в своем военном сюртуке, и она гонит его, — «оттуда ты ко мне?» говорит она, прощаясь.
Отец рано
заметил, что она стала показывать ему предпочтение перед остальными, и, человек дельный, решительный, твердый, тотчас же, как
заметил, объяснился с дочерью: «Друг мой, Катя, за тобою сильно ухаживает Соловцов; остерегайся его: он очень дурной человек, совершенно бездушный человек; ты с ним
была бы так несчастна, что я желал бы лучше видеть тебя умершею, чем его женою, это
было бы легче и для меня, и для тебя».
А отец ни из одного слова ее не мог
заметить, что болезнь происходит от дела, в котором отчасти виноват и он: дочь
была нежна с ним, как и прежде.
На следующий вечер Катерина Васильевна еще внимательнее всматривалась в Соловцова. «В нем все хорошо; Кирсанов несправедлив; но почему ж я не могу
заметить, что в нем не нравится Кирсанову?» Она досадовала на свое неуменье наблюдать, думала: «Неужели ж я так проста?» В ней
было возбуждено самолюбие в направлении, самом опасном жениху.
Вот они
замечают, что любят друг друга; это
были ее мечты, о которых она сама знала, что они только мечты.
По американской привычке не видеть ничего необыкновенного ни в быстром обогащении, ни в разорении, или по своему личному характеру, Бьюмонт не имел охоты ни восхититься величием ума, нажившего
было три — четыре миллиона, ни скорбеть о таком разорении, после которого еще остались средства держать порядочного повара; а между тем надобно же
было что-нибудь
заметить в знак сочувствия чему-нибудь из длинной речи; потому он сказал...
— Пожалуй, только ведь я не умею
петь, но это мне не остановка, мне ничто не остановка! Но mesdames и messieurs, я
пою вовсе не для вас, я
пою только для детей. Дети мои, не смейтесь над матерью! — а сама брала аккорды, подбирая аккомпанемент: — дети, не
сметь смеяться, потому что я
буду петь с чувством. И стараясь выводить ноты как можно визгливее, она запела...