Неточные совпадения
— Вы знаете, старых друзей не вспоминают иначе, как тогда, когда имеют
в них надобность. У меня к вам большая просьба. Я завожу швейную
мастерскую. Давайте мне заказы и рекомендуйте меня вашим знакомым. Я сама хорошо шью, и помощницы у меня хорошие, — да вы знаете одну из них.
Эти три девушки нашли еще трех или четырех, выбрали их с тою осмотрительностью, о которой просила Вера Павловна;
в этих условиях выбора тоже не было ничего возбуждающего подозрение, то есть ничего особенного: молодая и скромная женщина желает, чтобы работницы
в мастерской были девушки прямодушного, доброго характера, рассудительные, уживчивые, что же тут особенного?
Таким образом, проработали месяц, получая
в свое время условленную плату, Вера Павловна постоянно была
в мастерской, и уже они успели узнать ее очень близко как женщину расчетливую, осмотрительную, рассудительную, при всей ее доброте, так что она заслужила полное доверие. Особенного тут ничего не было и не предвиделось, а только то, что хозяйка — хорошая хозяйка, у которой дело пойдет: умеет вести.
Но когда кончился месяц, Вера Павловна пришла
в мастерскую с какою-то счетною книгою, попросила своих швей прекратить работу и послушать, что она будет говорить.
Добрые люди говорят, что можно завести такие швейные
мастерские, чтобы швеям было работать
в них много выгоднее, чем
в тех
мастерских, которые мы все знаем.
В расход были поставлены, кроме выданной платы, все другие издержки: на наем комнаты, на освещение, даже издержки Веры Павловны на извозчика по делам
мастерской, около рубля.
— Вы видите, — продолжала она: — у меня
в руках остается столько-то денег. Теперь: что делать с ними! Я завела
мастерскую затем, чтобы эти прибыльные деньги шли
в руки тем самым швеям, за работу которых получены. Потому и раздаю их нам; на первый раз, всем поровну, каждой особо. После посмотрим, так ли лучше распоряжаться ими, или можно еще как-нибудь другим манером, еще выгоднее для вас. — Она раздала деньги.
Добрые и умные люди написали много книг о том, как надобно жить на свете, чтобы всем было хорошо; и тут самое главное, — говорят они, —
в том, чтобы
мастерские завести по новому порядку.
Конечно, понемногу. Вот короткая история
мастерской за целые три года,
в которые эта
мастерская составляла главную сторону истории самой Веры Павловны.
Девушки, из которых образовалась основа
мастерской, были выбраны осмотрительно, были хорошие швеи, были прямо заинтересованы
в успехе работы; потому, натуральным образом, работа шла очень успешно.
Скоро заказов стало получаться больше, нежели могли исполнять девушки, с самого начала вошедшие
в мастерскую, и состав ее постепенно увеличивался.
Около года Вера Павловна большую часть дня проводила
в мастерской и работала действительно не меньше всякой другой по количеству времени.
Когда она увидела возможность быть
в мастерской уже не целый день, плата ей была уменьшаема, как уменьшалось время ее занятий.
Это и была последняя перемена
в распределении прибыли, сделанная уже
в половине третьего года, когда
мастерская поняла, что получение прибыли — не вознаграждение за искусство той или другой личности, а результат общего характера
мастерской, — результат ее устройства, ее цели, а цель эта — всевозможная одинаковость пользы от работы для всех, участвующих
в работе, каковы бы ни были личные особенности; что от этого характера
мастерской зависит все участие работающих
в прибыли; а характер
мастерской, ее дух, порядок составляется единодушием всех, а для единодушия одинаково важна всякая участница: молчаливое согласие самой застенчивой или наименее даровитой не менее полезно для сохранения развития порядка, полезного для всех, для успеха всего дела, чем деятельная хлопотливость самой бойкой или даровитой.
Я пропускаю множество подробностей, потому что не описываю
мастерскую, а только говорю о ней лишь
в той степени,
в какой это нужно для обрисовки деятельности Веры Павловны. Если я упоминаю о некоторых частностях, то единственно затем, чтобы видно было, как поступала Вера Павловна, как она вела дело шаг за шагом, и терпеливо, и неутомимо, и как твердо выдерживала свое правило: не распоряжаться ничем, а только советовать, объяснять, предлагать свое содействие, помогать исполнению решенного ее компаниею.
Когда от постоянного участия
в делах они приобрели навык соображать весь ход работ
в мастерской, Вера Павловна обратила их внимание на то, что
в их мастерстве количество заказов распределяется по месяцам года очень неодинаково и что
в месяцы особенно выгодные недурно било бы отлагать часть прибыли для уравнения невыгодных месяцев.
Счеты велись очень точные, девушки знали, что если кто из них покинет
мастерскую, то без задержки получит свою долю, остающуюся
в кассе.
От этого через несколько времени пошли дальше: сообразили, что выгодно будет таким порядком устроить покупку хлеба и других припасов, которые берутся каждый день
в булочных и мелочных лавочках; но тут же увидели, что для этого надобно всем жить по соседству: стали собираться по нескольку на одну квартиру, выбирать квартиры подле
мастерской.
После нескольких колебаний определили считать за брата или сестру до 8 лет четвертую часть расходов взрослой девицы, потом содержание девочки до 12 лет считалось за третью долю, с 12 — за половину содержания сестры ее, с 13 лет девочки поступали
в ученицы
в мастерскую, если не пристраивались иначе, и положено было, что с 16 лет они становятся полными участницами компании, если будут признаны выучившимися хорошо шить.
Почти все старухи и все три старика, жившие
в мастерской — квартире, занимались делами по кухне и другим хозяйственным вещам; за это, конечно, считалась им плата.
Было бы слишком длинно и сухо говорить о других сторонах порядка
мастерской так же подробно, как о разделе и употреблении прибыли; о многом придется вовсе не говорить, чтобы не наскучить, о другом лишь слегка упомянуть; например, что
мастерская завела свое агентство продажи готовых вещей, работанных во время, не занятое заказами, — отдельного магазина она еще не могла иметь, но вошла
в сделку с одною из лавок Гостиного двора, завела маленькую лавочку
в Толкучем рынке, — две из старух были приказчицами
в лавочке.
В мастерской три дня ничего не знали о ее судьбе и не могли придумать, куда она пропала.
Было
в мастерской еще несколько историй, не таких уголовных, но тоже невеселых: истории обыкновенные, те, от которых девушкам бывают долгие слезы, а молодым или пожилым людям не долгое, но приятное развлечение.
Да и вообще она всячески избегала всякого вида влияния, старалась выводить вперед других и успевала
в этом, так что многие из дам, приезжавших
в мастерскую для заказов, не различали ее от двух других закройщиц.
А Вера Павловна чувствовала едва ли не самую приятную из всех своих радостей от
мастерской, когда объясняла кому-нибудь, что весь этот порядок устроен и держится самими девушками; этими объяснениями она старалась убедить саму себя
в том, что ей хотелось думать: что
мастерская могла бы идти без нее, что могут явиться совершенно самостоятельно другие такие же
мастерские и даже почему же нет? вот было бы хорошо! — это было бы лучше всего! — даже без всякого руководства со стороны кого-нибудь не из разряда швей, а исключительно мыслью и уменьем самих швей: это была самая любимая мечта Веры Павловны.
Перед уроками надобно довольно надолго зайти
в мастерскую, возвращаясь с уроков, тоже надобно заглянуть
в нее.
Встает, вздремнувши или так понежившись часа полтора — два, одевается, опять
в мастерскую, остается там до чаю.
— Милый мой, ведь это ты для моего успокоения геройствовал. А убежим сейчас же,
в самом деле, если тебе так хочется поскорее кончить карантин. Я скоро пойду на полчаса
в мастерскую. Отправимтесь все вместе: это будет с твоей стороны очень мило, что ты первый визит после болезни сделаешь нашей компании. Она заметит это и будет очень рада такой внимательности.
Крюкова поступила
в мастерскую с год тому назад, уже очень больная.
Но
в мастерской нашлась для нее возможность прожить несколько подольше.
Девушки совершенно освободили ее от шитья: можно было найти довольно другого, не вредного занятия для нее; она заменила половину дежурств по мелким надобностям швейной, участвовала
в заведывании разными кладовыми, принимала заказы, и никто не мог сказать, что Крюкова менее других полезна
в мастерской.
Ведь я
в мастерской сколько вожусь с детьми, и меня все любят, и старухи не скажут, чтобы я не учила их самому хорошему.
Когда она поступила
в мастерскую Веры Павловны, Лопухов, бывший там домашним врачом, делал все возможное, чтобы задержать ход чахотки, сделал многое, то есть много по трудности того небольшого успеха, который получил; но развязка приближалась.
Конечно, это недоразумение не могло бы быть продолжительно; по мере приближения развязки, расспросы Крюковой делались бы настойчивее; она или высказала бы, что у ней есть особенная причина знать истину, или Лопухов или Вера Павловна догадались бы, что есть какая-то особенная надобность
в ее расспросах, и двумя — тремя неделями, быть может, несколькими днями позже дело все-таки пришло бы к тому же, к чему пришло несколько раньше, благодаря неожиданному для Крюковой появлению Кирсанова
в мастерской.
Бывало, она
в это время идет одна
в свою
мастерскую или сидит
в своей комнате и работает одна.
А теперь, если ей нужно быть
в мастерской вечером, об этом уже накануне сказано Кирсанову, и он является провожать ее.
Но теперь часто случается, что Вера Павловна спешит из
мастерской, чтобы успеть одеться
в оперу: теперь они очень часто бывают
в опере, наполовину втроем, наполовину один Кирсанов с Верою Павловною.
И вот, однажды после обеда, Вера Павловна сидела
в своей комнате, шила и думала, и думала очень спокойно, и думала вовсе не о том, а так, об разной разности и по хозяйству, и по
мастерской, и по своим урокам, и постепенно, постепенно мысли склонялись к тому, о чем, неизвестно почему, все чаще и чаще ей думалось; явились воспоминания, вопросы мелкие, немногие, росли, умножались, и вот они тысячами роятся
в ее мыслях, и все растут, растут, и все сливаются
в один вопрос, форма которого все проясняется: что ж это такое со мною? о чем я думаю, что я чувствую?
«Лучшее развлечение от мыслей — работа, — думала Вера Павловна, и думала совершенно справедливо: — буду проводить целый день
в мастерской, пока вылечусь. Это мне поможет».
Она стала проводить целый день
в мастерской.
В первый день, действительно, довольно развлеклась от мыслей; во второй только устала, но уж мало отвлеклась от них,
в третий и вовсе не отвлеклась. Так прошло с неделю.
Да, хоть Вера Павловна и любила доказывать, что
мастерская идет сама собою, но,
в сущности, ведь знала, что только обольщает себя этою мыслью, а на самом деле
мастерской необходима руководительница, иначе все развалится.
Она наверное не откажется, ведь она и теперь много занимается
в мастерской.
Приехала Мерцалова, потужила, поутешила, сказала, что с радостью станет заниматься
мастерскою, не знает, сумеет ли, и опять стала тужить и утешать, помогая
в разборке вещей.
Вы не знаете,
в состоянии ли она заменить вас
в мастерской: ведь ее способность к этому еще не испытана.
И вот основывается новая
мастерская в одном из переулков, идущих между Бассейною и Сергиевской.
С нею гораздо меньше хлопот, чем с прежнею: пять девушек, составившие основной штат, перешли сюда из прежней
мастерской, где места их были заняты новыми; остальной штат набрался из хороших знакомых тех швей, которые работали
в прежней
мастерской.
Ведь я понимала, что мое присутствие
в мастерской нужно только на час, на полтора, что если я остаюсь
в ней дольше, я уж беру на себя искусственное занятие, что оно полезно, но вовсе не необходимо для дела.
Вера Павловна устраивала свою
мастерскую; если бы
в чем была необходима его помощь, он помогал бы с радостью.
Просыпаясь, она нежится
в своей теплой постельке, ей лень вставать, она и думает и не думает, и полудремлет и не дремлет; думает, — это, значит, думает о чем-нибудь таком, что относится именно к этому дню, к этим дням, что-нибудь по хозяйству, по
мастерской, по знакомствам, по планам, как расположить этот день, это, конечно, не дремота; но, кроме того, есть еще два предмета, года через три после свадьбы явился и третий, который тут
в руках у ней, Митя: он «Митя», конечно,
в честь друга Дмитрия; а два другие предмета, один — сладкая мысль о занятии, которое дает ей полную самостоятельность
в жизни, другая мысль — Саша; этой мысли даже и нельзя назвать особою мыслью, она прибавляется ко всему, о чем думается, потому что он участвует во всей ее жизни; а когда эта мысль, эта не особая мысль, а всегдашняя мысль, остается одна
в ее думе, — она очень, очень много времени бывает одна
в ее думе, — тогда как это назвать? дума ли это или дремота, спится ли ей или Не спится? глаза полузакрыты, на щеках легкий румянец будто румянец сна… да, это дремота.
Вспомни же свою
мастерскую, разве у вас было много средств? разве больше, чем у других?» — «Нет, какие ж у нас были средства?» — «А ведь твои швеи имеют
в десять раз больше удобств,
в двадцать раз больше радостей жизни, во сто раз меньше испытывают неприятного, чем другие, с такими же средствами, какие были у вас.