Неточные совпадения
Платья не пропали даром: хозяйкин сын повадился
ходить к управляющему и, разумеется, больше говорил с дочерью, чем с управляющим и управляющихой, которые тоже, разумеется, носили его на руках. Ну, и мать делала наставления дочери,
все как следует, — этого нечего и описывать, дело известное.
Едва Верочка разделась и убрала платье, — впрочем, на это ушло много времени, потому что она
все задумывалась: сняла браслет и долго сидела с ним в руке, вынула серьгу — и опять забылась, и много времени
прошло, пока она вспомнила, что ведь она страшно устала, что ведь она даже не могла стоять перед зеркалом, а опустилась в изнеможении на стул, как добрела до своей комнаты, что надобно же поскорее раздеться и лечь, — едва Верочка легла в постель, в комнату вошла Марья Алексевна с подносом, на котором была большая отцовская чашка и лежала целая груда сухарей.
— А как стало легко! —
вся болезнь
прошла, — и Верочка встала, идет, бежит, и опять на поле, и опять резвится, бегает, и опять думает: «как же это я могла переносить паралич?» — «это потому, что я родилась в параличе, не знала, как
ходят и бегают; а если б знала, не перенесла бы», — и бегает, резвится.
— А вот на дороге
все расскажу, поедем. Приехали,
прошли по длинным коридорам к церкви, отыскали сторожа, послали к Мерцалову; Мерцалов жил в том же доме с бесконечными коридорами.
Долго ли, коротко ли Марья Алексевна ругалась и кричала,
ходя по пустым комнатам, определить она не могла, но, должно быть, долго, потому что вот и Павел Константиныч явился из должности, — досталось и ему, идеально и материально досталось. Но как
всему бывает конец, то Марья Алексевна закричала: «Матрена, подавай обедать!» Матрена увидела, что штурм кончился, вылезла из — под кровати и подала обедать.
Да
все было радость, кроме огорчений; а ведь огорчения были только отдельными, да и редкими случаями: ныне, через полгода, огорчишься за одну, а в то же время радуешься за
всех других; а
пройдет две — три недели, и за эту одну тоже уж можно опять радоваться.
И вот таким образом
прошло почти три года со времени основания мастерской, более трех лет со времени замужества Веры Павловны. Как тихо и деятельно
прошли эти годы, как полны были они и спокойствия, и радости, и
всего доброго.
Так
проходит вечер: работа, чтение, игра, пение, больше
всего чтение и пение.
— Настасья Борисовна, я имела такие разговоры, какой вы хотите начать. И той, которая говорит, и той, которая слушает, — обеим тяжело. Я вас буду уважать не меньше, скорее больше прежнего, когда знаю теперь, что вы иного перенесли, но я понимаю
все, и не слышав. Не будем говорить об этом: передо мною не нужно объясняться. У меня самой много лет
прошло тоже в больших огорчениях; я стараюсь не думать о них и не люблю говорить о них, — это тяжело.
Ах, как легко! так что и час, и два пролетят, будто одна минута, нет, ни минуты, ни секунды нет, вовсе времени нет,
все равно, как уснешь, и проснешься: проснешься — знаешь, что много времени
прошло с той поры, как уснул; а как это время
прошло? — и ни одного мига не составило; и тоже
все равно, как после сна, не то что утомленье, а, напротив, свежесть, бодрость, будто отдохнул; да так и есть, что отдохнул: я сказала «очень легко дышать», это и есть самое настоящее.
Долго расставались они с Кирсановым, и не могли расстаться: «завтра отправляюсь на свою должность», и одно завтра
проходило за другим: плакали, плакали, и
все сидели обнявшись, пока уже сама актриса, знавшая, по какому случаю поступает к ней горничная, приехала за нею сама: догадалась, почему горничная долго не является, и увезла ее от продления разлуки, вредного для нее.
Так
прошел месяц, может быть, несколько и побольше, и если бы кто сосчитал, тот нашел бы, что в этот месяц ни на волос не уменьшилась его короткость с Лопуховыми, но вчетверо уменьшилось время, которое проводит он у них, а в этом времени наполовину уменьшилась пропорция времени, которое проводит он с Верою Павловною. Еще какой-нибудь месяц, и при
всей неизменности дружбы, друзья будут мало видеться, — и дело будет в шляпе.
Он не говорил ей, что это уж не в ее власти: надобно было дать
пройти времени, чтобы силы ее восстановились успокоением на одной какой-нибудь мысли, — какой,
все равно.
Через год после начала этих занятий он отправился в свое странствование и тут имел еще больше удобства заниматься развитием физической силы: был пахарем, плотником, перевозчиком и работником всяких здоровых промыслов; раз даже
прошел бурлаком
всю Волгу, от Дубовки до Рыбинска.
Когда
прошло несколько месяцев без всяких слухов о нем, люди, знавшие о нем что-нибудь, кроме известного
всем, перестали скрывать вещи, о которых по его просьбе молчали, пока он жил между нами.
Ну, да это ничего,
пройдет», прибавлял уже я слишком много расшевелил его насмешками, даже позднею осенью,
все еще вызвал я из него эти слова.
Когда
прошло месяца три — четыре после того, как он пропал из Москвы, и не приходило никаких слухов о нем, мы
все предположили, что он отправился путешествовать по Европе.
Через год после того, как пропал Рахметов, один из знакомых Кирсанова встретил в вагоне, по дороге из Вены в Мюнхен, молодого человека, русского, который говорил, что объехал славянские земли, везде сближался со
всеми классами, в каждой земле оставался постольку, чтобы достаточно узнать понятия, нравы, образ жизни, бытовые учреждения, степень благосостояния
всех главных составных частей населения, жил для этого и в городах и в селах,
ходил пешком из деревни в деревню, потом точно так же познакомился с румынами и венграми, объехал и обошел северную Германию, оттуда пробрался опять к югу, в немецкие провинции Австрии, теперь едет в Баварию, оттуда в Швейцарию, через Вюртемберг и Баден во Францию, которую объедет и обойдет точно так же, оттуда за тем же проедет в Англию и на это употребит еще год; если останется из этого года время, он посмотрит и на испанцев, и на итальянцев, если же не останется времени — так и быть, потому что это не так «нужно», а те земли осмотреть «нужно» — зачем же? — «для соображений»; а что через год во всяком случае ему «нужно» быть уже в Северо — Американских штатах, изучить которые более «нужно» ему, чем какую-нибудь другую землю, и там он останется долго, может быть, более года, а может быть, и навсегда, если он там найдет себе дело, но вероятнее, что года через три он возвратится в Россию, потому что, кажется, в России, не теперь, а тогда, года через три — четыре, «нужно» будет ему быть.
Но одна из этих причин очевидна, она
проходит через
все исторические явления и через
все стороны нашего нынешнего быта.
И вот
проходит год; и
пройдет еще год, и еще год после свадьбы с Кирсановым, и
все так же будут идти дни Веры Павловны, как идут теперь, через год после свадьбы, как шли с самой свадьбы; и много лет
пройдет, они будут идти
все так же, если не случится ничего особенного; кто знает, что принесет будущее? но до той поры, как я пишу это, ничего такого не случилось, и дни Веры Павловны идут
все так же, как шли они тогда, через год, через два после свадьбы с Кирсановым.
Шатры номадов. Вокруг шатров пасутся овцы, лошади, верблюды. Вдали лес олив и смоковниц. Еще дальше, дальше, на краю горизонта к северо — западу, двойной хребет высоких гор. Вершины гор покрыты снегом, склоны их покрыты кедрами. Но стройнее кедров эти пастухи, стройнее пальм их жены, и беззаботна их жизнь в ленивой неге: у них одно дело — любовь,
все дни их
проходят, день за днем, в ласках и песнях любви.
Почти
все делают за них машины, — и жнут, и вяжут снопы, и отвозят их, — люди почти только
ходят, ездят, управляют машинами.
Мы
прошли 6 или 7 комнат, в которых живут девушки (я
все говорю про первое мое посещение); меблировка этих комнат тоже очень порядочная, красного дерева или ореховая; в некоторых есть стоячие зеркала, в других — очень хорошие трюмо; много кресел, диванов хорошей работы.
Кроме того, многие расходы или чрезвычайно уменьшаются, или становятся вовсе ненужны. Подумай, например: каждый день
ходить в магазин за 2, за 3 версты — сколько изнашивается лишней обуви, лишнего платья от этого. Приведу тебе самый мелочной пример, но который применяется ко
всему в этом отношении.
Полозов, в удовольствии от этого, сидел за столом в гостиной и пересматривал денежные бумаги, отчасти слушал и разговор дочери с Бьюмонтом, когда они
проходили через гостиную: они
ходили вдоль через
все четыре комнаты квартиры, бывшие на улицу.
— Сядем, если для вас
все равно. Я устала
ходить.
— Я?
сходила с ума? Когда
все это было так тихо и благоразумно.
Так
прошло у них время третьего года и прошлого года, так идет у них и нынешний год, и зима нынешнего года уж почти
проходила, снег начинал таять, и Вера Павловна спрашивала: «да будет ли еще хоть один морозный день, чтобы хоть еще раз устроить зимний пикник?», и никто не мог отвечать на ее вопрос, только день
проходил за днем,
все оттепелью, и с каждым днем вероятность зимнего пикника уменьшалась.
— Нет, ничего, это так; дайте воды, не беспокойтесь, Мосолов уже несет. Благодарю, Мосолов; — она взяла воду, принесенную тем молодым ее спутником, который прежде отходил к окну, — видите, как я его выучила,
все вперед знает. Теперь совершенно
прошло. Продолжайте, пожалуйста; я слушаю.
— Если спит, если пустяки, то что ж, в самом деле? Расстраивающее впечатление, на четверть часа произведенное дамою в трауре,
прошло, исчезло, забылось, — не совсем, но почти. Вечер без нее понемножку направлялся, направлялся на путь
всех прежних вечеров в этом роде, и вовсе направился, пошел весело.