Мая Лер неспроста называла себя феей. Когда звонкий, серебристый голосок девочки раздавался в чаще леса, ее дедушка, Дмитрий Иванович Лер, княжеский управляющий, говорил своему старому слуге Антону: «Точно маленькая фея
поет в лесу». И дедушка и Антон с тех пор и прозвали Маю феей.
Неточные совпадения
— Хорошо-то, хорошо, — ворчливо произнесла она, — да только
была радость —
в этакую глушь забираться! Тут и человеческого жилья-то, поди, на несколько верст нет. Охота тоже чуть ли не
в самом
лесу законопатиться! И провизии тут не доищешься. И разносчики не ходят.
— Ну, если знает — идите с Богом! Только смотрите, к ужину назад, — предупредил детей Юрий Денисович. — Ты, Сергей, старший и возьми на себя ответственность за братьев. Смотрите,
будьте на опушке, а
в лес не углубляйтесь… чтобы я
был спокоен.
На опушке
леса было хорошо и прохладно. Мальчики с наслаждением принялись прыгать и играть под тенью громадных
елей и густолиственных берез. Митька ловил Бобку, Бобка улепетывал от Митьки, поминутно радостно взвизгивая. Юрка и Сережа влезали на деревья и оттуда любовались видом старого княжеского дома, который находился
в версте от опушки и казался огненным
в вечернем освещении заходящего солнца.
Перебегая от цветка к цветку, оба мальчика незаметно углубились
в чащу
леса и наконец очутились среди высоких исполинов-елей, протягивающих к ним свои мохнатые ветки.
Солнце между тем уже село. Его прощальные лучи потухли за верхушками мохнатых
елей. Легкий, прохладный ветерок подул с севера.
В лесу стало холоднее и темнее.
— Гадкий Митька! — ворчал сердито мальчик. — Если б не он, я бы не заблудился… И что подумают папа, Лидочка, Юрка, особенно Юрка, который поручился за нас папе! И потом, как найдет он, Бобка, дорогу домой? А
в лесу вечером, должно
быть, жутко! Может
быть, даже волки бродят и… и… леший! Митька говорит, что лешие существуют. Правда, папа и Лидочка умнее Митьки, но, может
быть, папа, боясь испугать его, Бобку, говорит, что нет леших, а Лидочка — слепая, если и встретит лешего, то все равно не увидит его.
Это происшествие убедило меня только
в одном, что вы еще слишком молоды, чтобы разгуливать одним по
лесу и хутору, и потому я позабочусь, чтобы у вас
был надежный спутник.
Вот перед ним молоденькая девушка с розой
в волосах. Эта как будто немножечко похожа на фею… только нет, все-таки не то… У феи
в лесу были черные волосы, а у этой белые, как лен… А вот седая старуха с длинным и как будто чуточку кривым носом. Это уж и подавно не Мая. Разве бывают старые да еще вдобавок кривоносые феи? А вот и девочка с барашком на руках. Не она ли?
Господин Гросс оказался очень разговорчивым. Он рассказывал детям, что раза три
был в этом саду со своим воспитанником, князем Виталием Черноземским, и приходил бы сюда с удовольствием и чаще, так как хуторской сад очень нравился ему, но хутор нанимали на лето дачники, и они поневоле должны
были довольствоваться садом и
лесом, окружавшим княжеский дом.
Через полчаса
в саду за декорациями дрогнул колокольчик, и занавес, сшитый искусными руками нянюшки, раздвинулся на две стороны. Задняя стенка сцены
была сделана из простынь, и на нее накололи ветки папоротника и лопуха, чтобы придать ей какое-нибудь сходство с
лесом.
Короче: звери все, и даже самый Слон, // Который
был в лесах почтён, // Как в Греции Платон, // Льву всё ещё казался не умён, // И не учён.
Быть в лесу, наполненном дикими зверями, без огня, во время ненастья — жутко. Сознанье своей беспомощности заставило меня идти осторожно и прислушиваться к каждому звуку. Нервы были напряжены до крайности. Шелест упавшей ветки, шорох пробегающей мыши казались преувеличенными, заставляли круто поворачивать в их сторону.
— Так-с. И мы тоже-с. Тут у меня еще двое благоприятелей, говорит, тоже у генерала Кукушкина [То
есть в лесу, где поет кукушка. Он хочет сказать, что они тоже бродяги. (Примеч. автора.)] служат. Так вот смею спросить, мы вот подкутили маненько да и деньжонками пока не разжились. Полштофика благоволите нам.
Неточные совпадения
— Нет. Он
в своей каморочке // Шесть дней лежал безвыходно, // Потом ушел
в леса, // Так
пел, так плакал дедушка, // Что
лес стонал! А осенью // Ушел на покаяние //
В Песочный монастырь.
— Скажи! — // «Идите по
лесу, // Против столба тридцатого // Прямехонько версту: // Придете на поляночку, // Стоят на той поляночке // Две старые сосны, // Под этими под соснами // Закопана коробочка. // Добудьте вы ее, — // Коробка та волшебная: //
В ней скатерть самобраная, // Когда ни пожелаете, // Накормит,
напоит! // Тихонько только молвите: // «Эй! скатерть самобраная! // Попотчуй мужиков!» // По вашему хотению, // По моему велению, // Все явится тотчас. // Теперь — пустите птенчика!»
— Я не
буду судиться. Я никогда не зарежу, и мне этого нe нужно. Ну уж! — продолжал он, опять перескакивая к совершенно нейдущему к делу, — наши земские учреждения и всё это — похоже на березки, которые мы натыкали, как
в Троицын день, для того чтобы
было похоже на
лес, который сам вырос
в Европе, и не могу я от души поливать и верить
в эти березки!
Он прочел письма. Одно
было очень неприятное — от купца, покупавшего
лес в имении жены.
Лес этот необходимо
было продать; но теперь, до примирения с женой, не могло
быть о том речи. Всего же неприятнее тут
было то, что этим подмешивался денежный интерес
в предстоящее дело его примирения с женою. И мысль, что он может руководиться этим интересом, что он для продажи этого
леса будет искать примирения с женой, — эта мысль оскорбляла его.
В конце сентября
был свезен
лес для постройки двора на отданной артели земле, и
было продано масло от коров и разделен барыш.