—
Мамочка! Милая! Дорогая! — кричала она с порога, — поздравляю тебя! Ты не бойся, мамуся… Это ничего. Я только упала с дерева… С липы, знаешь?.. Мне не больно, право же не больно, мамочка. A платье замоют… Я няню попрошу… Ну, право же, мне вовсе, ну, ни чуточки не больно!
—
Мамочка, прости… Прости, мамочка! Я не хотела. Ей Богу не хотела… Я думала напугать Тарочку. Я пошутила только, и вдруг Лена — бух! Ах, Господи! Никогда не буду! Если б я знала. Я дурная, гадкая… Я Виктору нос разбила… Я Алешу побить хотела… Я землянику съела… Все я, я, я!.. Только Леночку я не хотела! Право! Я русалкой нарядилась не для неё… A вышло, что она из-за меня чуть не утонула…
Неточные совпадения
— Да когда он первый,
мамочка, — оправдывалась та.
— Я исправлюсь,
мамочка, дома, a в пансионе я всегда бы дурно вела себя, потому что я не хочу быть в пансионе.
— Андрюшей. Так меня мама называла. Она тоже у дяди жила сначала и тоже по проволоке ходила, как Петька теперь. И раз сорвалась, упала на иол мимо сетки, и тут же умерла. Бедная
мамочка, я ее очень любил! — и крупные слезы блеснули в глубоких тоскливых глазах Андрюши.
Каждый вечер, ложась в постель или попросту на жесткую лавку, приютившуюся в одной из каморок циркового балагана, Тася горячо молила Бога простить ей её былые грехи и сделать чудо — вернуть ее к её милой
мамочке, Лене, няне и всем тем, кто ее так любил и кому она причинила столько огорчений.
— Куда эти свечи вешать,
мамочка?
— Мамуся моя! Радость! Солнышко! Прости! Прости меня,
мамочка, злую, гадкую! — прорыдала Тася, обвивая шею матери исхудалыми руками.
— Как, «должно быть»? Разве ты не видела его,
мамочка?