Харитина действительно была не глупа. Свое отступление из дома Галактиона она затушевала тем, что сначала
переехала к отцу. Предлог был налицо: Агния находилась в интересном положении, отец нуждался в утешении.
Благоразумнее других оказалась Харитина, удерживавшая сестер от открытого скандала. Другие начали ее подозревать, что она заодно с Агнией, да и прежде была любимою тятенькиной дочерью. Затем явилось предположение, что именно она
переедет к отцу и заберет в руки все тятенькино хозяйство, а тогда пиши пропало. От Харитины все сбудется… Да и Харитон Артемьич оказывал ей явное предпочтение. Особенно рвала и метала писариха Анна, соединившаяся на этот случай с «полуштофовой женой».
В год смерти матери Надежды Корнильевны, когда стало известно, что она с братом
переезжает к отцу в Петербург, Федор Осипович в одно из посещений дома Алфимовых сказал, что он подал прошение о переводе в одну из петербургских больниц.
Неточные совпадения
Из Ярославской губернии мы
переехали в Тверскую и наконец, через год, перебрались в Москву.
К тем порам воротился из Швеции брат моего
отца, бывший посланником в Вестфалии и потом ездивший зачем-то
к Бернадоту; он поселился в одном доме с нами.
— А Домнушка не будет у нас жить? — спрашивала она
отца с детской наивностью. — И казачка Тишки не будет?.. Ах, если бы
к нам
переехала Парасковья Ивановна, папа!
Если меня убьют или прольют мою кровь, неужели она перешагнет через наш барьер, а может быть, через мой труп и пойдет с сыном моего убийцы
к венцу, как дочь того царя (помнишь, у нас была книжка, по которой ты учился читать), которая
переехала через труп своего
отца в колеснице?
Мы
переехали в город. Не скоро я отделался от прошедшего, не скоро принялся за работу. Рана моя медленно заживала; но собственно против
отца у меня не было никакого дурного чувства. Напротив: он как будто еще вырос в моих глазах… пускай психологи объяснят это противоречие, как знают. Однажды я шел по бульвару и,
к неописанной моей радости, столкнулся с Лушиным. Я его любил за его прямой и нелицемерный нрав, да притом он был мне дорог по воспоминаниям, которые он во мне возбуждал. Я бросился
к нему.
Немного погодя Глеб и сын его распрощались с дедушкой Кондратием и покинули озеро. Возвращение их совершилось таким же почти порядком, как самый приход;
отец не переставал подтрунивать над сыном, или же, когда упорное молчание последнего чересчур забирало досаду старика, он принимался бранить его, называл его мякиной, советовал ему отряхнуться, прибавляя
к этому, что хуже будет, коли он сам примется отряхать его. Но сын все-таки не произносил слова. Так миновали они луга и
переехали реку.