Неточные совпадения
Она подняла
руку к
глазам, на которых выступили слезы, и тихо вскрикнула.
Рука болела и ныла нестерпимо. Со стоном она упала на бурку.
Но сегодня этот, так сильно любимый мною запах, почти неприятен… Он кружит голову, дурманит мысль… Какой-то туман застилает
глаза. Неодолимая сонливость сковывает меня всю. А боль в
руке все сильнее и сильнее. Я уже не пытаюсь сдерживать стонов, они рвутся из груди один за другим… Голова клонится на шелковые мутаки тахты. Отец, Люда, Михако и Маро — все расплываются в моих
глазах, и я теряю сознание…
Я почти машинально возвращаю поцелуй и закрываю
глаза… Но спать мне не хочется. Мастерски вправленная доктором, забинтованная
рука не болит больше. Приятное тепло разливается под влажной повязкой… Боль не возвращается… Только пульс бьется четко и сильно на месте вывиха.
Люда всплеснула
руками. В ее чудных, как две спелые черешни, черных
глазах — выразился неподдельный ужас…
С недовольной гримасой, красная и надутая, я попалась на
глаза отцу. Не замечая моего раздражения, он ласково удержал мою
руку и, заглянув в
глаза, нежно сказал...
Оборачиваюсь. Стоит об
руку с дочерью горийского судьи, зеленоглазой Мари Воронковой, адъютант папы, Сергей Владимирович Доуров, армянин по происхождению и самый несносный человек в мире, какого я когда-либо встречала. Упитанное, самодовольное лицо расплылось в фальшивой улыбке.
Глаза неприятно щурятся за золотым пенсне.
Керим все еще стоял там, скрестив
руки на груди. Его поза выражала лишь беспечную удаль, но
глаза метали молнии… Ноздри тонкого носа и губы трепетали, как у дикой лошади. Никакого оружия не было у него в
руках… Кинжалы оставались заткнутыми за пояс.
С пылающими щеками и горящими
глазами стала я доказывать деду, что не виновата, родившись такой, не виновата, что судьбе угодно было сделать меня, лезгинскую девочку, уруской. Дедушка положил бронзовую от загара
руку мне на плечо и произнес с неизъяснимо трогательным выражением, устремив сверкающий взор в небо...
Вдруг лицо Лейлы-Фатьмы, до сих пор спокойное, исказилось до неузнаваемости. Точно страшная судорога свела ее лоб, нос и губы.
Глаза разом расширились и запылали таким безумным огнем, какого я еще не видала в
глазах людей. Она быстро схватила меня за
руку и подвела к темному маленькому окошку в углу горницы.
— Где Гуль-Гуль? Где Гуль-Гуль? — повторяла я тоскливо, обводя
глазами комнату. — Пусти меня, Лейла-Фатьма, мне некогда, — сказала я по-лезгински, с трудом отрывая ее
руки, вцепившиеся в мое платье.
Это была бабушка, ослепшая от слез после побега моего отца из аула. Бабушка протянула ко мне слабые старческие
руки и стала водить пальцами по моему лицу, ощупывая каждую черту. Ее лицо, вначале бесстрастно-внимательное, какими бывают лица слепых, вдруг озарилось светом, счастливой улыбкой. Из незрячих
глаз полились слезы. Она обхватила
руками мою голову и, прижав ее к своей иссохшей груди, восклицала, подняв угасший взгляд к небу...
Что это? Во сне или наяву? Сильная, смуглая
рука бека протянута дедушке Магомету. Тот от души пожимает ее. Потом, точно какая-то высшая сила толкает их друг к другу, и оба мои дедушки обнимаются у меня на
глазах… Нина бек-Израэл, ликуй! Нина бек-Израэл, если в душе твоей порой бывает темно и печально, то сегодня все озарено ярким солнечным светом!..
Распорядитель джигитовки, бронзовый от загара Мамед-Рагим, разгорячив свою лошадь нагайкой, пустил ее во всю прыть вперед… Вот он приблизился к торчащей из земли рукоятке, все заметнее и заметнее клонясь книзу… Вот почти сполз с седла и, крепко держась за гриву лошади левой
рукой, горячит нагайкой и без того возбужденного коня. Его лицо, налитое кровью, с неестественно горящими
глазами, почти касается земли. Он почти у цели! Рукоятка кинжала ближе двух аршин от него… Вот она ближе, ближе…
Папа лежал против входа на своей широкой и низкой, как тахта, постели (он не признавал иного ложа с тех пор, как я помню его), с закрытыми
глазами, со сложенными на груди
руками.
Я досадливо махнула
рукой, давая понять, что не нуждаюсь в услугах странной служанки, но вместо того, чтобы уйти, Мариам преспокойно уселась на полу, скрестив по-турецки ноги, мыча на всю комнату и странно жестикулируя. Ее пустые, бессмысленные
глаза были обращены ко мне. От этого неживого взгляда делалось тяжело и холодно на душе.
— Слушайте вы, как вас… Не смейте так говорить со мной, не смейте касаться моей
руки… или… или… я выцарапаю вам
глаза, клянусь Богом!
Керим не мог двинуть ни
рукой, ни ногой. Лицо его белое, как мел, было искажено нечеловеческим страданием и злостью. Огромные горящие, как уголья,
глаза не сдавались, грозя гибелью своему победителю-врагу. Но
рука тщетно пыталась вырвать кинжал из-за пояса. Силы покинули его.
Я засыпала, просыпалась и снова засыпала, но это был не сон, не отдых, а какой-то тягучий и мучительный кошмар. Окровавленный Керим неотступно стоял перед моими
глазами. Несколько раз я порывалась вскочить и бежать к нему, освободить его — в тот же миг сильные
руки Мариам, дежурившей у моей постели, укладывали меня обратно в кровать. В бессильном отчаянии я стонала от мысли, что ничем не могу помочь ни себе, ни Кериму. Эта была ужасная ночь…
Потом девочки сгрудились возле ночного столика, на который взобралась наша баронесса и, скрестив
руки на груди — в позе Наполеона, вдохновенно читала стихи Баратынского, посвященные Финляндии. Мила Перская не сводила с чтицы
глаз и восторженно ловила каждое ее слово.
Я сразу узнала рослую фигуру гардеробной красавицы Аннушки, ее краснощекое, здоровое лицо, ясные, синие
глаза, полные белые
руки, обнаженные до локтя. Рядом с ней стояла «она» — моя мучительница, наша загадочная баронесса…
Прижав к груди трепещущие
руки, похолодев от ужаса, я стояла и ждала, уставясь круглыми от страха
глазами на неотвратимо приближавшуюся ко мне фигуру.
Князь тревожно заглянул мне в
глаза. Вероятно, они немало сказали Андро о моих страданиях и безысходной тоске, потому что князь наклонился ко мне и участливо взял за
руку.
Худенькие
руки обвились вокруг моей шеи, зеленые
глаза блеснули совсем близко от моего лица, и Лидия Рамзай сжала меня в своих объятиях.
Она стояла предо мной взволнованная, бледная, кроткая… Протягивала
руки, и
глаза ее сияли неизъяснимой любовью и лаской.
Неточные совпадения
По левую сторону городничего: Земляника, наклонивший голову несколько набок, как будто к чему-то прислушивающийся; за ним судья с растопыренными
руками, присевший почти до земли и сделавший движенье губами, как бы хотел посвистать или произнесть: «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!» За ним Коробкин, обратившийся к зрителям с прищуренным
глазом и едким намеком на городничего; за ним, у самого края сцены, Бобчинский и Добчинский с устремившимися движеньями
рук друг к другу, разинутыми ртами и выпученными друг на друга
глазами.
Вгляделся барин в пахаря: // Грудь впалая; как вдавленный // Живот; у
глаз, у рта // Излучины, как трещины // На высохшей земле; // И сам на землю-матушку // Похож он: шея бурая, // Как пласт, сохой отрезанный, // Кирпичное лицо, //
Рука — кора древесная, // А волосы — песок.
Крестьяне речь ту слушали, // Поддакивали барину. // Павлуша что-то в книжечку // Хотел уже писать. // Да выискался пьяненький // Мужик, — он против барина // На животе лежал, // В
глаза ему поглядывал, // Помалчивал — да вдруг // Как вскочит! Прямо к барину — // Хвать карандаш из
рук! // — Постой, башка порожняя! // Шальных вестей, бессовестных // Про нас не разноси! // Чему ты позавидовал! // Что веселится бедная // Крестьянская душа?
В следующую речь Стародума Простаков с сыном, вышедшие из средней двери, стали позади Стародума. Отец готов его обнять, как скоро дойдет очередь, а сын подойти к
руке. Еремеевна взяла место в стороне и, сложа
руки, стала как вкопанная, выпяля
глаза на Стародума, с рабским подобострастием.
Так шел он долго, все простирая
руку и проектируя, и только тогда, когда
глазам его предстала река, он почувствовал, что с ним совершилось что-то необыкновенное.