Три таких картины были в нашем трехпрудном доме: в столовой — «Явление Христа народу», с никогда не разрешенной загадкой совсем маленького и непонятно-близкого, совсем близкого и непонятно-маленького Христа; вторая, над нотной этажеркой в зале — «Татары» — татары в
белых балахонах, в каменном доме без окон, между белых столбов убивающие главного татарина («Убийство Цезаря») и — в спальне матери — «Дуэль».
Он приподнял голову и посмотрел на неё. Она улыбалась ему. Гладко причёсанная, в своём
белом балахоне, она была такая чистенькая, свежая.
В первом акте я сначала явился старцем в
белом балахоне с капюшоном на голове, потом побежал за кулисы, сбросил куту и уже выступил центурионом в латах и шлеме, с голыми ногами, потом опять исчез и опять вылез христианским старцем.
Между тем из конюшни выпрыгнул солдат, послышался стук копыт, наконец показался другой, в
белом балахоне, с черными огромными усами, ведя за узду вздрагивавшую и пугавшуюся лошадь, которая, вдруг подняв голову, чуть не подняла вверх присевшего к земле солдата вместе с его усами. «Ну ж, ну! Аграфена Ивановна!» — говорил он, подводя ее под крыльцо.
Неточные совпадения
Филофей, успевший сбегать домой и возвратившийся оттуда в длинном
белом отцовском
балахоне, высоком гречневике и смазных сапогах, взобрался торжественно на козла.
Никто не скажет также, чтобы он когда-либо утирал нос полою своего
балахона, как то делают иные люди его звания; но вынимал из пазухи опрятно сложенный
белый платок, вышитый по всем краям красными нитками, и, исправивши что следует, складывал его снова, по обыкновению, в двенадцатую долю и прятал в пазуху.
Морозно. Дорога
бела и гладка, // Ни тучи на всем небосклоне… // Обмерзли усы, борода ямщика, // Дрожит он в своем
балахоне. // Спина его, плечи и шапка в снегу, // Хрипит он, коней понукая, // И кашляют кони его на бегу, // Глубоко и трудно вздыхая…
Троих первых повели к столбам, привязали, надели на них смертный костюм (
белые, длинные
балахоны), а на глаза надвинули им
белые колпаки, чтобы не видно было ружей; затем против каждого столба выстроилась команда из нескольких человек солдат.
Перед столом, накрытым зеленым запачканным сукном, сидел прегордый мусью с красным носом; бесконечные, журавлиные его ноги, не умещаясь под столом, тянулись величественно до половины комнаты;
белый халат, сшитый
балахоном, и превысокой накрахмаленный колпак довершали сходство этого надменного градоначальника с каким-то святочным пугалом.