Неточные совпадения
Г-жа Простакова. Так верь же и
тому, что я холопям потакать
не намерена. Поди, сударь, и теперь же накажи…
Простаков. От которого она и на
тот свет пошла. Дядюшка ее, господин Стародум, поехал в Сибирь; а как несколько уже лет
не было о нем ни слуху, ни вести,
то мы и считаем его покойником. Мы, видя, что она осталась одна, взяли ее в нашу деревеньку и надзираем над ее имением, как над своим.
Г-жа Простакова. Хотя бы ты нас поучил, братец батюшка; а мы никак
не умеем. С
тех пор как все, что у крестьян ни было, мы отобрали, ничего уже содрать
не можем. Такая беда!
Скотинин. И
не деревеньки, а
то, что в деревеньках-то ее водится и до чего моя смертная охота.
Правдин. Извините меня, сударыня. Я никогда
не читаю писем без позволения
тех, к кому они писаны.
Г-жа Простакова (бросаясь обнимать Софью). Поздравляю, Софьюшка! Поздравляю, душа моя! Я вне себя от радости! Теперь тебе надобен жених. Я, я лучшей невесты и Митрофанушке
не желаю.
То —
то дядюшка! То-то отец родной! Я и сама все-таки думала, что Бог его хранит, что он еще здравствует.
Имею повеление объехать здешний округ; а притом, из собственного подвига сердца моего,
не оставляю замечать
тех злонравных невежд, которые, имея над людьми своими полную власть, употребляют ее во зло бесчеловечно.
Милон.
Не могу. Мне велено и солдат вести без промедления… да, сверх
того, я сам горю нетерпением быть в Москве.
Больше полугода, как я в разлуке с
тою, которая мне дороже всего на свете, и, что еще горестнее, ничего
не слыхал я о ней во все это время.
Правдин. Мой друг!
Не спрашивай о
том, что столько ей прискорбно… Ты узнаешь от меня, какие грубости…
Милон(с нетерпением). И ты
не изъявила ей
тот же час совершенного презрения?..
Скотинин. Я никуда
не шел, а брожу, задумавшись. У меня такой обычай, как что заберу в голову,
то из нее гвоздем
не выколотишь. У меня, слышь ты, что вошло в ум, тут и засело. О
том вся и дума,
то только и вижу во сне, как наяву, а наяву, как во сне.
Скотинин. Суженого конем
не объедешь, душенька! Тебе на свое счастье грех пенять. Ты будешь жить со мною припеваючи. Десять тысяч твоего доходу! Эко счастье привалило; да я столько родясь и
не видывал; да я на них всех свиней со бела света выкуплю; да я, слышь ты,
то сделаю, что все затрубят: в здешнем-де околотке и житье одним свиньям.
Скотинин. Худой покой! ба! ба! ба! да разве светлиц у меня мало? Для нее одной отдам угольную с лежанкой. Друг ты мой сердешный! коли у меня теперь, ничего
не видя, для каждой свинки клевок особливый,
то жене найду светелку.
Скотинин. Митрофан! Ты теперь от смерти на волоску. Скажи всю правду; если б я греха
не побоялся, я бы
те,
не говоря еще ни слова, за ноги да об угол. Да
не хочу губить души,
не найдя виноватого.
Еремеевна(заслоня Митрофана, остервенясь и подняв кулаки). Издохну на месте, а дитя
не выдам. Сунься, сударь, только изволь сунуться. Я
те бельмы-то выцарапаю.
Г-жа Простакова. На него, мой батюшка, находит такой, по-здешнему сказать, столбняк. Ино — гда, выпуча глаза, стоит битый час как вкопанный. Уж чего —
то я с ним
не делала; чего только он у меня
не вытерпел! Ничем
не проймешь. Ежели столбняк и попройдет,
то занесет, мой батюшка, такую дичь, что у Бога просишь опять столбняка.
Г-жа Простакова. Как теленок, мой батюшка; оттого-то у нас в доме все и избаловано. Вить у него нет
того смыслу, чтоб в доме была строгость, чтоб наказать путем виноватого. Все сама управляюсь, батюшка. С утра до вечера, как за язык повешена, рук
не покладываю:
то бранюсь,
то дерусь;
тем и дом держится, мой батюшка!
Правдин. А кого он невзлюбит,
тот дурной человек. (К Софье.) Я и сам имею честь знать вашего дядюшку. А, сверх
того, от многих слышал об нем
то, что вселило в душу мою истинное к нему почтение. Что называют в нем угрюмостью, грубостью,
то есть одно действие его прямодушия. Отроду язык его
не говорил да, когда душа его чувствовала нет.
Цыфиркин. Да кое-как, ваше благородие! Малу толику арихметике маракую, так питаюсь в городе около приказных служителей у счетных дел.
Не всякому открыл Господь науку: так кто сам
не смыслит, меня нанимает
то счетец поверить,
то итоги подвести.
Тем и питаюсь; праздно жить
не люблю. На досуге ребят обучаю. Вот и у их благородия с парнем третий год над ломаными бьемся, да что-то плохо клеятся; ну, и
то правда, человек на человека
не приходит.
Цыфиркин. Так. Я его благородию докладывал, что в иного пня в десять лет
не вдолбишь
того, что другой ловит на полете.
Еремеевна. Ах, Создатель, спаси и помилуй! Да кабы братец в
ту ж минуту отойти
не изволил,
то б я с ним поломалась. Вот что б Бог
не поставил. Притупились бы эти (указывая на ногти), я б и клыков беречь
не стала.
Еремеевна(в слезах). Нелегкая меня
не приберет! Сорок лет служу, а милость все
та же…
Правдин. Лишь только из-за стола встали, и я, подошед к окну, увидел вашу карету,
то,
не сказав никому, выбежал к вам навстречу обнять вас от всего сердца. Мое к вам душевное почтение…
Правдин. Ваша ко мне дружба
тем лестнее, что вы
не можете иметь ее к другим, кроме таких…
Стародум. В тогдашнем веке придворные были воины, да воины
не были придворные. Воспитание дано мне было отцом моим по
тому веку наилучшее. В
то время к научению мало было способов, да и
не умели еще чужим умом набивать пустую голову.
Я ни от кого их
не таю для
того, чтоб другие в подобном положении нашлись меня умнее.
Он был по службе меня моложе, сын случайного отца, воспитан в большом свете и имел особливый случай научиться
тому, что в наше воспитание еще и
не входило.
Стародум. А такова-то просторна, что двое, встретясь, разойтиться
не могут. Один другого сваливает, и
тот, кто на ногах,
не поднимает уже никогда
того, кто на земи.
Стародум. О!
те не оставляют двора для
того, что они двору полезны, а прочие для
того, что двор им полезен. Я
не был в числе первых и
не хотел быть в числе последних.
Стародум. От двора, мой друг, выживают двумя манерами. Либо на тебя рассердятся, либо тебя рассердят. Я
не стал дожидаться ни
того, ни другого. Рассудил, что лучше вести жизнь у себя дома, нежели в чужой передней.
Стародум(к Правдину). Чтоб оградить ее жизнь от недостатку в нужном, решился я удалиться на несколько лет в
ту землю, где достают деньги,
не променивая их на совесть, без подлой выслуги,
не грабя отечества; где требуют денег от самой земли, которая поправосуднее людей, лицеприятия
не знает, а платит одни труды верно и щедро.
Стародум. Почтение! Одно почтение должно быть лестно человеку — душевное; а душевного почтения достоин только
тот, кто в чинах
не по деньгам, а в знати
не по чинам.
Г-жа Простакова. Пронозила!.. Нет, братец, ты должен образ выменить господина офицера; а кабы
не он,
то б ты от меня
не заслонился. За сына вступлюсь.
Не спущу отцу родному. (Стародуму.) Это, сударь, ничего и
не смешно.
Не прогневайся. У меня материно сердце. Слыхано ли, чтоб сука щенят своих выдавала? Изволил пожаловать неведомо к кому, неведомо кто.
Г-жа Простакова. Я, братец, с тобою лаяться
не стану. (К Стародуму.) Отроду, батюшка, ни с кем
не бранивалась. У меня такой нрав. Хоть разругай, век слова
не скажу. Пусть же, себе на уме, Бог
тому заплатит, кто меня, бедную, обижает.
Скотинин.
То ль еще увидишь, как опознаешь меня покороче. Вишь ты, здесь содомно. Через час место приду к тебе один. Тут дело и сладим. Скажу,
не похвалясь: каков я, право, таких мало. (Отходит.)
Г-жа Простакова. Старинные люди, мой отец!
Не нынешний был век. Нас ничему
не учили. Бывало, добры люди приступят к батюшке, ублажают, ублажают, чтоб хоть братца отдать в школу. К статью ли, покойник-свет и руками и ногами, Царство ему Небесное! Бывало, изволит закричать: прокляну ребенка, который что-нибудь переймет у басурманов, и
не будь
тот Скотинин, кто чему-нибудь учиться захочет.
Г-жа Простакова (увидя Кутейкина и Цыфиркина). Вот и учители! Митрофанушка мой ни днем, ни ночью покою
не имеет. Свое дитя хвалить дурно, а куда
не бессчастна будет
та, которую приведет Бог быть его женою.
Г-жа Простакова. Правда твоя, Адам Адамыч; да что ты станешь делать? Ребенок,
не выучась, поезжай-ка в
тот же Петербург; скажут, дурак. Умниц-то ныне завелось много. Их-то я боюсь.
Вральман.
То ли пы тело, капы
не самарили ефо на ушенье! Россиска крамат! Арихметика! Ах, хоспоти поже мой, как туша ф теле остаёса! Как путто пы россиски тфорянин уш и
не мог ф сфете аванзировать [Продвигаться по службе (от франц. avancer).] пез россиской крамат!
Стародум. Фенелона? Автора Телемака? Хорошо. Я
не знаю твоей книжки, однако читай ее, читай. Кто написал Телемака,
тот пером своим нравов развращать
не станет. Я боюсь для вас нынешних мудрецов. Мне случилось читать из них все
то, что переведено по-русски. Они, правда, искореняют сильно предрассудки, да воротят с корню добродетель. Сядем. (Оба сели.) Мое сердечное желание видеть тебя столько счастливу, сколько в свете быть возможно.
Софья. Все мое старание употреблю заслужить доброе мнение людей достойных. Да как мне избежать, чтоб
те, которые увидят, как от них я удаляюсь,
не стали на меня злобиться?
Не можно ль, дядюшка, найти такое средство, чтоб мне никто на свете зла
не пожелал?
Стародум. Дурное расположение людей,
не достойных почтения,
не должно быть огорчительно. Знай, что зла никогда
не желают
тем, кого презирают; а обыкновенно желают зла
тем, кто имеет право презирать. Люди
не одному богатству,
не одной знатности завидуют: и добродетель также своих завистников имеет.
Стародум. Они жалки, это правда; однако для этого добродетельный человек
не перестает идти своей дорогой. Подумай ты сама, какое было бы несчастье, ежели б солнце перестало светить для
того, чтоб слабых глаз
не ослепить.
Стародум. Поверь мне, всякий найдет в себе довольно сил, чтоб быть добродетельну. Надобно захотеть решительно, а там всего будет легче
не делать
того, за что б совесть угрызала.
Софья. Кто же остережет человека, кто
не допустит до
того, за что после мучит его совесть?
Стародум. И надобно, чтоб разум его был
не прямой разум, когда он полагает свое счастье
не в
том, в чем надобно.
Стародум. А
того не знают, что у двора всякая тварь что-нибудь да значит и чего-нибудь да ищет;
того не знают, что у двора все придворные и у всех придворные. Нет, тут завидовать нечему: без знатных дел знатное состояние ничто.
Стародум. Как! А разве
тот счастлив, кто счастлив один? Знай, что, как бы он знатен ни был, душа его прямого удовольствия
не вкушает. Вообрази себе человека, который бы всю свою знатность устремил на
то только, чтоб ему одному было хорошо, который бы и достиг уже до
того, чтоб самому ему ничего желать
не оставалось. Ведь тогда вся душа его занялась бы одним чувством, одною боязнию: рано или поздно сверзиться. Скажи ж, мой друг, счастлив ли
тот, кому нечего желать, а лишь есть чего бояться?
Стародум. И
не дивлюся: он должен привести в трепет добродетельную душу. Я еще
той веры, что человек
не может быть и развращен столько, чтоб мог спокойно смотреть на
то, что видим.