— И
любезное дело, — согласилась баушка, подмигивая Устинье Марковне. — Одной-то мне, пожалуй, и опасливо по нонешнему времю ездить, а сегодня еще воскресенье… Пируют у вас на Балчуговском, страсть пируют. Восетта еду я также на вершной, а навстречу мне ваши балчуговские парни идут. Совсем молодые, а пьяненькие… Увидали меня, озорники, и давай галиться: «Тпру, баушка!..» Ну, я их нагайкой, а они меня обозвали что ни есть хуже, да еще с седла хотели стащить…
— Kàк можно, ваше сиятельство! — подхватил Илюшка с одушевлением: — уж мы с этим родились, все эти порядки нам известные, способное для нас дело, самое
любезное дело, ваше сиятельство, как нашему брату с рядой ездить!
— Да купил бы рощицу десятинки в две, в три, выстроил бы домичек, садик бы развел, коровку, курочек с пяток… Всё перед глазами —
любезное дело!
Неточные совпадения
Гласит // Та грамота: «Татарину // Оболту Оболдуеву // Дано суконце доброе, // Ценою в два рубля: // Волками и лисицами // Он тешил государыню, // В
день царских именин // Спускал медведя дикого // С своим, и Оболдуева // Медведь тот ободрал…» // Ну, поняли,
любезные?» // — Как не понять!
Напротив того, бывали другие, хотя и не то чтобы очень глупые — таких не бывало, — а такие, которые делали
дела средние, то есть секли и взыскивали недоимки, но так как они при этом всегда приговаривали что-нибудь
любезное, то имена их не только были занесены на скрижали, [Скрижа́ли (церковно-славянск.) — каменные доски, на которых, по библейскому преданию, были написаны заповеди Моисея.] но даже послужили предметом самых разнообразных устных легенд.
— Она и так ничего не ест все эти
дни и подурнела, а ты еще ее расстраиваешь своими глупостями, — сказала она ему. — Убирайся, убирайся,
любезный.
— Послушайте,
любезные, — сказал он, — я очень хорошо знаю, что все
дела по крепостям, в какую бы ни было цену, находятся в одном месте, а потому прошу вас показать нам стол, а если вы не знаете, что у вас делается, так мы спросим у других.
Он спешил не потому, что боялся опоздать, — опоздать он не боялся, ибо председатель был человек знакомый и мог продлить и укоротить по его желанию присутствие, подобно древнему Зевесу Гомера, длившему
дни и насылавшему быстрые ночи, когда нужно было прекратить брань
любезных ему героев или дать им средство додраться, но он сам в себе чувствовал желание скорее как можно привести
дела к концу; до тех пор ему казалось все неспокойно и неловко; все-таки приходила мысль: что души не совсем настоящие и что в подобных случаях такую обузу всегда нужно поскорее с плеч.