Предместник его, капитан Негодяев, хотя и не обладал так называемым"сущим"злонравием, но считал
себя человеком убеждения (летописец везде вместо слова"убеждения"ставит слово"норов") и в этом качестве постоянно
испытывал, достаточно ли глуповцы тверды в бедствиях.
Прежде (это началось почти с детства и всё росло до полной возмужалости), когда он старался сделать что-нибудь такое, что сделало бы добро для всех, для человечества, для России, для всей деревни, он замечал, что мысли об этом были приятны, но сама деятельность всегда бывала нескладная, не было полной уверенности в том, что дело необходимо нужно, и сама деятельность, казавшаяся сначала столь большою, всё уменьшаясь и уменьшаясь, сходила на-нет; теперь же, когда он после женитьбы стал более и более ограничиваться жизнью для
себя, он, хотя не
испытывал более никакой радости при мысли о своей деятельности, чувствовал уверенность, что дело его необходимо, видел, что оно спорится гораздо лучше, чем прежде, и что оно всё становится больше и больше.
И, странное дело, он чувствовал
себя совершенно холодным и не
испытывал ни горя, ни потери, ни еще меньше жалости к брату.