— Оченно скупы Константин Дмитрич, — сказал он с улыбкой, обращаясь к Степану Аркадьичу, — окончательно ничего не укупишь. Торговал пшеницу, хорошие
деньги давал.
А на другой день прослышали мы, что Алену Ивановну и сестрицу их Лизавету Ивановну топором убили, а мы их знавали-с, и взяло меня тут сумление насчет серег, — потому известно нам было, что покойница под вещи
деньги давала.
— Если даже я и поеду, — продолжал Обломов, — то ведь решительно из этого ничего не выйдет: я толку не добьюсь; мужики меня обманут; староста скажет, что хочет, — я должен верить всему;
денег даст, сколько вздумает. Ах, Андрея нет здесь: он бы все уладил! — с огорчением прибавил он.
— Это вы так судите, но закон судит иначе. Жена у него тоже счеты предъявляла и жаловалась суду, и он у нее не значится… Он, черт его знает, он всем нам надоел, — и зачем вы ему
деньги давали! Когда он в Петербурге бывает — он прописывается где-то в меблированных комнатах, но там не живет. А если вы думаете, что мы его защищаем или нам его жалко, то вы очень ошибаетесь: ищите его, поймайте, — это ваше дело, — тогда ему «вручат».
Неточные совпадения
Осип (принимая
деньги).А покорнейше благодарю, сударь.
Дай бог вам всякого здоровья! бедный человек, помогли ему.
А уж Тряпичкину, точно, если кто попадет на зубок, берегись: отца родного не пощадит для словца, и
деньгу тоже любит. Впрочем, чиновники эти добрые люди; это с их стороны хорошая черта, что они мне
дали взаймы. Пересмотрю нарочно, сколько у меня
денег. Это от судьи триста; это от почтмейстера триста, шестьсот, семьсот, восемьсот… Какая замасленная бумажка! Восемьсот, девятьсот… Ого! за тысячу перевалило… Ну-ка, теперь, капитан, ну-ка, попадись-ка ты мне теперь! Посмотрим, кто кого!
И тут настала каторга // Корёжскому крестьянину — // До нитки разорил! // А драл… как сам Шалашников! // Да тот был прост; накинется // Со всей воинской силою, // Подумаешь: убьет! // А
деньги сунь, отвалится, // Ни
дать ни взять раздувшийся // В собачьем ухе клещ. // У немца — хватка мертвая: // Пока не пустит по миру, // Не отойдя сосет!
Нет хлеба — у кого-нибудь // Попросит, а за соль //
Дать надо
деньги чистые, // А их по всей вахлачине, // Сгоняемой на барщину, // По году гроша не было!
Он уж подумывал, не лучше ли ему самому воспользоваться
деньгами, явившись к толстомясой немке с повинною, как вдруг неожиданное обстоятельство
дало делу совершенно новый оборот.