Неточные совпадения
Если бы Латкин отбил у отца выгодное дело, на манер заменившего его впоследствии Настасея, — отец вознегодовал бы на него не более, чем на Настасея, вероятно, даже меньше; но Латкин, под влиянием необъяснимого, непонятного чувства — зависти, жадности — а быть может, и под мгновенным наитием честности — «подвел» моего отца,
выдал его общему их доверителю, богатому молодому купцу, открыв
глаза этому беспечному юноше на некоторый… некоторый кунштюк [Кунштюк — ловкая проделка.], долженствовавший принести значительную пользу моему отцу.
В один сумрачный ненастный день, в начале октября 186* года, в гардемаринскую роту морского кадетского корпуса неожиданно вошел директор, старый, необыкновенно простой и добродушный адмирал, которого кадеты нисколько не боялись, хотя он и любил иногда прикинуться строгим и сердито хмурил густые, нависшие и седые свои брови, журя какого-нибудь отчаянного шалуна. Но добрый взгляд маленьких выцветших
глаз выдавал старика, и он никого не пугал.
Во мне не было ни малейшей тревоги. Я дурачилась… Мне приятно было смотреть на это крупное, резкое, роковое лицо. Он тоже взглянул на меня. Ему, может быть, и хотелось геройствовать; но
глаза выдавали его. Они глядели так просительно, так глубоко, почти восторженно.
Когда мать Екатерины Петровны позвала их пить чай, они обе казались покойными и лишь краснота
глаз выдавала, что между ними произошло нечто, заставившее их плакать.
И в это солнечное утро Юрий Михайлович был приятно молчалив и ясен по обыкновению, разве только особенным светом
глаз выдавал свое радостное, все растущее волнение; и, как всегда это случалось, его видимое и ровное спокойствие передалось жене, Татьяне Алексеевне, ровным светом зажгло и ее красивые черные, слишком блестящие глаза, немного по-азиатски приподнятые к вискам.
Неточные совпадения
Это была сухая, желтая, с черными блестящими
глазами, болезненная и нервная женщина. Она любила Кити, и любовь ее к ней, как и всегда любовь замужних к девушкам, выражалась в желании
выдать Кити по своему идеалу счастья замуж, и потому желала
выдать ее за Вронского. Левин, которого она в начале зимы часто у них встречала, был всегда неприятен ей. Ее постоянное и любимое занятие при встрече с ним состояло в том, чтобы шутить над ним.
Во все это тяжелое время Алексей Александрович замечал, что светские знакомые его, особенно женщины, принимали особенное участие в нем и его жене. Он замечал во всех этих знакомых с трудом скрываемую радость чего-то, ту самую радость, которую он видел в
глазах адвоката и теперь в
глазах лакея. Все как будто были в восторге, как будто
выдавали кого-то замуж. Когда его встречали, то с едва скрываемою радостью спрашивали об ее здоровье.
Я эту басенку вам былью поясню. // Матрёне, дочери купецкой, мысль припала, // Чтоб в знатную войти родню. // Приданого за ней полмиллиона. // Вот
выдали Матрёну за Барона. // Что ж вышло? Новая родня ей колет
глаз // Попрёком, что она мещанкой родилась, // А старая за то, что к знатным приплелась: // И сделалась моя Матрёна // Ни Пава, ни Ворона.
Вожеватов. Выдать-то
выдала, да надо их спросить, сладко ли им жить-то. Старшую увез какой-то горец, кавказский князек. Вот потеха-то была… Как увидал, затрясся, заплакал даже — так две недели и стоял подле нее, за кинжал держался да
глазами сверкал, чтоб не подходил никто. Женился и уехал, да, говорят, не довез до Кавказа-то, зарезал на дороге от ревности. Другая тоже за какого-то иностранца вышла, а он после оказался совсем не иностранец, а шулер.
Он возгласил это театрально и даже взмахнул рукою, но его лицо тотчас
выдало фальшь слов, оно обмякло, оплыло, ртутные
глаза на несколько секунд прекратили свой трепет, слова тоста как бы обожгли Лютова испугом.