Я жил в Москве у моих родителей. Они нанимали
дачу около Калужской заставы, против Нескучного. Я готовился в университет, но работал очень мало и не торопясь.
Я гулял — то в саду нашей
дачи, то по Нескучному, то за заставой; брал с собою какую-нибудь книгу — курс Кайданова, например, — но редко ее развертывал, а больше вслух читал стихи, которых знал очень много на память; кровь бродила во мне, и сердце ныло — так сладко и смешно: я все ждал, робел чего-то и всему дивился и весь был наготове; фантазия играла и носилась быстро вокруг одних и тех же представлений, как на заре стрижи вокруг колокольни; я задумывался, грустил и даже плакал; но и сквозь слезы и сквозь грусть, навеянную то певучим стихом, то красотою вечера, проступало, как весенняя травка, радостное чувство молодой, закипающей жизни.
Отцу, вероятно, самому уже не хотелось более оставаться на
даче; но, видно, он успел упросить матушку не затевать истории.