Неточные совпадения
—
Так как же, Аркадий, — заговорил опять Николай Петрович, оборачиваясь к сыну, — сейчас закладывать лошадей, что
ли? Или вы отдохнуть хотите?
— Напрасно ж она стыдится. Во-первых, тебе известен мой образ мыслей (Аркадию очень было приятно произнести эти слова), а во-вторых — захочу
ли я хоть на волос стеснять твою жизнь, твои привычки? Притом, я уверен, ты не мог сделать дурной выбор; если ты позволил ей жить с тобой под одною кровлей, стало быть она это заслуживает: во всяком случае, сын отцу не судья, и в особенности я, и в особенности
такому отцу, который, как ты, никогда и ни в чем не стеснял моей свободы.
— Я? — спросила она и медленно подняла на него свой загадочный взгляд. — Знаете
ли, что это очень лестно? — прибавила она с незначительною усмешкой, а глаза глядели все
так же странно.
— Какой ребенок чудесный! — продолжал Базаров. — Не беспокойтесь, я еще никого не сглазил. Что это у него щеки
такие красные? Зубки, что
ли, прорезаются?
— А потом мы догадались, что болтать, все только болтать о наших язвах не стоит труда, что это ведет только к пошлости и доктринерству; [Доктринерство — узкая, упрямая защита какого-либо учения (доктрины), даже если наука и жизнь противоречат ему.] мы увидали, что и умники наши,
так называемые передовые люди и обличители, никуда не годятся, что мы занимаемся вздором, толкуем о каком-то искусстве, бессознательном творчестве, о парламентаризме, об адвокатуре и черт знает о чем, когда дело идет о насущном хлебе, когда грубейшее суеверие нас душит, когда все наши акционерные общества лопаются единственно оттого, что оказывается недостаток в честных людях, когда самая свобода, о которой хлопочет правительство, едва
ли пойдет нам впрок, потому что мужик наш рад самого себя обокрасть, чтобы только напиться дурману в кабаке.
—
Так вот как! — промолвил он странно спокойным голосом. — Нигилизм всему горю помочь должен, и вы, вы наши избавители и герои. Но за что же вы других-то, хоть бы тех же обличителей, честите? Не
так же
ли вы болтаете, как и все?
—
Так что ж? вы действуете, что
ли? Собираетесь действовать?
Давно
ли он
так же мечтал, поджидая сына на постоялом дворике, а с тех пор уже произошла перемена, уже определились, тогда еще неясные, отношения… и как!
— Не знаю… посмотрю. Ну,
так, что
ли? Мы отправимся?
— Поверите
ли, — продолжал он, — что, когда при мне Евгений Васильевич в первый раз сказал, что не должно признавать авторитетов, я почувствовал
такой восторг… словно прозрел! «Вот, — подумал я, — наконец нашел я человека!» Кстати, Евгений Васильевич, вам непременно надобно сходить к одной здешней даме, которая совершенно в состоянии понять вас и для которой ваше посещение будет настоящим праздником; вы, я думаю, слыхали о ней?
— Воображаю, как ты меня расписывал! Впрочем, ты поступил хорошо. Вези меня. Кто бы она ни была — просто
ли губернская львица или «эманципе» вроде Кукшиной, только у ней
такие плечи, каких я не видывал давно.
— Перестаньте! Возможно
ли, чтобы вы удовольствовались
такою скромною деятельностью, и не сами
ли вы всегда утверждаете, что для вас медицина не существует. Вы — с вашим самолюбием — уездный лекарь! Вы мне отвечаете
так, чтобы отделаться от меня, потому что вы не имеете никакого доверия ко мне. А знаете
ли, Евгений Васильич, что я умела бы понять вас: я сама была бедна и самолюбива, как вы; я прошла, может быть, через
такие же испытания, как и вы.
— Так-с. И позвольте вас еще спросить, — но не присесть
ли нам? — позвольте вас спросить, как отцу, со всею откровенностью: какого вы мнения о моем Евгении?
Он враг всех излияний; многие его даже осуждают за
такую твердость его нрава и видят в ней признак гордости или бесчувствия; но подобных ему людей не приходится мерить обыкновенным аршином, не правда
ли?
— Что
так? Ягодами, что
ли, она тебе угодила?
— А ты полагал, у меня вода в жилах? Но мне это кровопускание даже полезно. Не правда
ли, доктор? Помоги мне сесть на дрожки и не предавайся меланхолии. Завтра я буду здоров. Вот
так; прекрасно. Трогай, кучер.
— Не находите
ли вы, — начал Аркадий, — что ясень по-русски очень хорошо назван: ни одно дерево
так легко и ясно не сквозит на воздухе, как он.
— Знаете
ли что, Катерина Сергеевна? Всякий раз, когда я слышу этот ответ, я ему не верю… Нет
такого человека, о котором каждый из нас не мог бы судить! Это просто отговорка.
— Кто старое помянет, тому глаз вон, — сказала она, — тем более что, говоря по совести, и я согрешила тогда если не кокетством,
так чем-то другим. Одно слово: будемте приятелями по-прежнему. То был сон, не правда
ли? А кто же сны помнит?
Так выражалась Анна Сергеевна, и
так выражался Базаров; они оба думали, что говорили правду. Была
ли правда, полная правда, в их словах? Они сами этого не знали, а автор и подавно. Но беседа у них завязалась
такая, как будто они совершенно поверили друг другу.
— Разумеется… Но что же мы стоим? Пойдемте. Какой странный разговор у нас, не правда
ли? И могла
ли я ожидать, что буду говорить
так с вами? Вы знаете, что я вас боюсь… и в то же время я вам доверяю, потому что в сущности вы очень добры.
— «Ты мне растолкуй, что
такое есть ваш мир? — перебивал его Базаров, — и тот
ли это самый мир, что на трех рыбах стоит?»
Неточные совпадения
Хлестаков. А мне нравится здешний городок. Конечно, не
так многолюдно — ну что ж? Ведь это не столица. Не правда
ли, ведь это не столица?
Аммос Федорович. Помилуйте, как можно! и без того это
такая честь… Конечно, слабыми моими силами, рвением и усердием к начальству… постараюсь заслужить… (Приподымается со стула, вытянувшись и руки по швам.)Не смею более беспокоить своим присутствием. Не будет
ли какого приказанья?
Так немножко прошелся, думал, не пройдет
ли аппетит, — нет, черт возьми, не проходит.
Хлестаков (рисуется).Помилуйте, сударыня, мне очень приятно, что вы меня приняли за
такого человека, который… Осмелюсь
ли спросить вас: куда вы намерены были идти?
Городничий (с неудовольствием).А, не до слов теперь! Знаете
ли, что тот самый чиновник, которому вы жаловались, теперь женится на моей дочери? Что? а? что теперь скажете? Теперь я вас… у!.. обманываете народ… Сделаешь подряд с казною, на сто тысяч надуешь ее, поставивши гнилого сукна, да потом пожертвуешь двадцать аршин, да и давай тебе еще награду за это? Да если б знали,
так бы тебе… И брюхо сует вперед: он купец; его не тронь. «Мы, говорит, и дворянам не уступим». Да дворянин… ах ты, рожа!