Неточные совпадения
Аркаша…» — беспрестанно вертелось у него в голове; он пытался думать о чем-нибудь
другом,
и опять возвращались
те же мысли.
— Вот как мы с тобой, — говорил в
тот же день, после обеда Николай Петрович своему брату, сидя у него в кабинете: — в отставные люди попали, песенка наша спета. Что ж? Может быть, Базаров
и прав; но мне, признаюсь, одно больно: я надеялся именно теперь тесно
и дружески сойтись с Аркадием, а выходит, что я остался назади, он ушел вперед,
и понять мы
друг друга не можем.
Тогдашние тузы в редких случаях, когда говорили на родном языке, употребляли одни — эфто,
другие — эхто: мы, мол, коренные русаки,
и в
то же время мы вельможи, которым позволяется пренебрегать школьными правилами), я эфтим хочу доказать, что без чувства собственного достоинства, без уважения к самому себе, — а в аристократе эти чувства развиты, — нет никакого прочного основания общественному… bien public…
Звук ее голоса не выходил у него из ушей; самые складки ее платья, казалось, ложились у ней иначе, чем у
других, стройнее
и шире,
и движения ее были особенно плавны
и естественны в одно
и то же время.
Разговор на этом прекратился. Оба молодых человека уехали тотчас после ужина. Кукшина нервически-злобно, но не без робости, засмеялась им вослед: ее самолюбие было глубоко уязвлено
тем, что ни
тот, ни
другой не обратил на нее внимания. Она оставалась позже всех на бале
и в четвертом часу ночи протанцевала польку-мазурку с Ситниковым на парижский манер. Этим поучительным зрелищем
и завершился губернаторский праздник.
— Во-первых, на это существует жизненный опыт; а во-вторых, доложу вам, изучать отдельные личности не стоит труда. Все люди
друг на
друга похожи как телом, так
и душой; у каждого из нас мозг, селезенка, сердце, легкие одинаково устроены;
и так называемые нравственные качества одни
и те же у всех: небольшие видоизменения ничего не значат. Достаточно одного человеческого экземпляра, чтобы судить обо всех
других. Люди, что деревья в лесу; ни один ботаник не станет заниматься каждою отдельною березой.
— Извините меня, глупую. — Старушка высморкалась
и, нагиная голову
то направо,
то налево, тщательно утерла один глаз после
другого. — Извините вы меня. Ведь я так
и думала, что умру, не дождусь моего го… o… o…лубчика.
— Я уже не говорю о
том, что я, например, не без чувствительных для себя пожертвований, посадил мужиков на оброк
и отдал им свою землю исполу. [«Отдать землю исполу» — отдавать землю в аренду за половину урожая.] Я считал это своим долгом, самое благоразумие в этом случае повелевает, хотя
другие владельцы даже не помышляют об этом: я говорю о науках, об образовании.
— А
то здесь
другой доктор приезжает к больному, — продолжал с каким-то отчаяньем Василий Иванович, — а больной уже ad patres; [Отправился к праотцам (лат.).] человек
и не пускает доктора, говорит: теперь больше не надо.
Тот этого не ожидал, сконфузился
и спрашивает: «Что, барин перед смертью икал?» — «Икали-с». — «
И много икал?» — «Много». — «А, ну — это хорошо», — да
и верть назад. Ха-ха-ха!
Но ни
тому, ни
другому не спалось. Какое-то почти враждебное чувство охватывало сердца обоих молодых людей. Минут пять спустя они открыли глаза
и переглянулись молча.
— Смотрю я на вас, мои юные собеседники, — говорил между
тем Василий Иванович, покачивая головой
и опираясь скрещенными руками на какую-то хитро перекрученную палку собственного изделия, с фигурой турка вместо набалдашника, — смотрю
и не могу не любоваться. Сколько в вас силы, молодости, самой цветущей, способностей, талантов! Просто… Кастор
и Поллукс! [Кастор
и Поллукс (они же Диоскуры) — мифологические герои-близнецы, сыновья Зевса
и Леды. Здесь — в смысле: неразлучные
друзья.]
«Молодые люди до этого не охотники», — твердил он ей (нечего говорить, каков был в
тот день обед: Тимофеич собственною персоной скакал на утренней заре за какою-то особенною черкасскою говядиной; староста ездил в
другую сторону за налимами, ершами
и раками; за одни грибы бабы получили сорок две копейки медью); но глаза Арины Власьевны, неотступно обращенные на Базарова, выражали не одну преданность
и нежность: в них виднелась
и грусть, смешанная с любопытством
и страхом, виднелся какой-то смиренный укор.
(Василий Иванович уже не упомянул о
том, что каждое утро, чуть свет, стоя о босу ногу в туфлях, он совещался с Тимофеичем
и, доставая дрожащими пальцами одну изорванную ассигнацию за
другою, поручал ему разные закупки, особенно налегая на съестные припасы
и на красное вино, которое, сколько можно было заметить, очень понравилось молодым людям.)
И Базаров
и Аркадий ответили ей безмолвным поклоном, сели в экипаж
и, уже нигде не останавливаясь, отправились домой, в Марьино, куда
и прибыли благополучно на следующий день вечером. В продолжение всей дороги ни
тот, ни
другой не упомянул даже имени Одинцовой; Базаров в особенности почти не раскрывал рта
и все глядел в сторону, прочь от дороги, с каким-то ожесточенным напряжением.
Одни требовали расчета или прибавки,
другие уходили, забравши задаток; лошади заболевали; сбруя горела как на огне; работы исполнялись небрежно; выписанная из Москвы молотильная машина оказалась негодною по своей тяжести;
другую с первого разу испортили; половина скотного двора сгорела, оттого что слепая старуха из дворовых в ветреную погоду пошла с головешкой окуривать свою корову… правда, по уверению
той же старухи, вся беда произошла оттого, что барину вздумалось заводить какие-то небывалые сыры
и молочные скопы.
Во время обедов
и ужинов он старался направлять речь на физику, геологию или химию, так как все
другие предметы, даже хозяйственные, не говоря уже о политических, могли повести если не к столкновениям,
то ко взаимному неудовольствию.
«Так тебя холодом
и обдаст», — жаловалась Фенечка Дуняше, а
та в ответ ей вздыхала
и думала о
другом «бесчувственном» человеке.
— О! я не сомневаюсь в
том, что мы решились истреблять
друг друга; но почему же не посмеяться
и не соединить utile dulci? [Полезное с приятным (лат.).] Так-то: вы мне по-французски, а я вам по-латыни.
— Кто старое помянет,
тому глаз вон, — сказала она, —
тем более что, говоря по совести,
и я согрешила тогда если не кокетством, так чем-то
другим. Одно слово: будемте приятелями по-прежнему.
То был сон, не правда ли? А кто же сны помнит?
— Катерина Сергеевна, — заговорил он с какою-то застенчивою развязностью, — с
тех пор как я имею счастье жить в одном доме с вами, я обо многом с вами беседовал, а между
тем есть один очень важный для меня… вопрос, до которого я еще не касался. Вы заметили вчера, что меня здесь переделали, — прибавил он,
и ловя
и избегая вопросительно устремленный на него взор Кати. — Действительно, я во многом изменился,
и это вы знаете лучше всякого
другого, — вы, которой я, в сущности,
и обязан этою переменой.
«Ну, из восьми вычесть десять, сколько выйдет?» — Василий Иванович ходил как помешанный, предлагал
то одно средство,
то другое и только
и делал, что покрывал сыну ноги.
И для
тех и для
других он слишком мягок.
Неточные совпадения
Городничий (в сторону).О, тонкая штука! Эк куда метнул! какого туману напустил! разбери кто хочет! Не знаешь, с которой стороны
и приняться. Ну, да уж попробовать не куды пошло! Что будет,
то будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду в деньгах или в чем
другом,
то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Аммос Федорович. Да, нехорошее дело заварилось! А я, признаюсь, шел было к вам, Антон Антонович, с
тем чтобы попотчевать вас собачонкою. Родная сестра
тому кобелю, которого вы знаете. Ведь вы слышали, что Чептович с Варховинским затеяли тяжбу,
и теперь мне роскошь: травлю зайцев на землях
и у
того и у
другого.
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет
и в
то же время говорит про себя.)А вот посмотрим, как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать, что он такое
и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это время дверь обрывается
и подслушивавший с
другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Городничий (робея).Извините, я, право, не виноват. На рынке у меня говядина всегда хорошая. Привозят холмогорские купцы, люди трезвые
и поведения хорошего. Я уж не знаю, откуда он берет такую. А если что не так,
то… Позвольте мне предложить вам переехать со мною на
другую квартиру.
Почтмейстер. Сам не знаю, неестественная сила побудила. Призвал было уже курьера, с
тем чтобы отправить его с эштафетой, — но любопытство такое одолело, какого еще никогда не чувствовал. Не могу, не могу! слышу, что не могу! тянет, так вот
и тянет! В одном ухе так вот
и слышу: «Эй, не распечатывай! пропадешь, как курица»; а в
другом словно бес какой шепчет: «Распечатай, распечатай, распечатай!»
И как придавил сургуч — по жилам огонь, а распечатал — мороз, ей-богу мороз.
И руки дрожат,
и все помутилось.