— Нет, есть: как между больным и здоровым. Легкие у чахоточного не в том положении, как у нас с вами, хоть устроены одинаково. Мы приблизительно знаем, отчего происходят телесные недуги; а нравственные болезни происходят от
дурного воспитания, от всяких пустяков, которыми сызмала набивают людские головы, от безобразного состояния общества, одним словом. Исправьте общество, и болезней не будет.
Стародум. Оно и должно быть залогом благосостояния государства. Мы видим все несчастные следствия
дурного воспитания. Ну, что для отечества может выйти из Митрофанушки, за которого невежды-родители платят еще и деньги невеждам-учителям? Сколько дворян-отцов, которые нравственное воспитание сынка своего поручают своему рабу крепостному! Лет через пятнадцать и выходят вместо одного раба двое, старый дядька да молодой барин.
Ваши поступки со мной, в доме вашей тетушки, показали мне в вас безнравственного шалуна, бездушного развратника; я еще, разумеется, по неопытности, извиняла вас
дурным воспитанием, кругом, в котором вы тратите свою жизнь; я извиняла вас тем, что мое странное положение вызывало вас на это.
Ни уездного учителя с библиотекой для безграмотного народа, ни седого в тридцать лет женского развивателя, ни образцового бессребреника, словом — ни одного гражданского героя здесь не будет; а будут люди со слабостями, люди
дурного воспитания.
Каким образом сатирические журналы осмеивали невежество, грубость и
дурное воспитание, это уже мы отчасти видели из предыдущих выписок. Прибавим, что они очень верно понимали круговую поруку дурного воспитания и грубости помещичьего быта того времени. Худо воспитанные люди, изображаемые в сатирических журналах, — преимущественно «господчики», как тогда выражались. Так, один из подобных господчиков, уже исправившийся, рассказывает о своем воспитании:
Неточные совпадения
Поживя долго безвыездно в Москве, он доходил до того, что начинал беспокоиться
дурным расположением и упреками жены, здоровьем,
воспитанием детей, мелкими интересами своей службы; даже то, что у него были долги, беспокоило его.
Это была, конечно, лишь
дурная привычка
дурного тона, свидетельствовавшая о низком
воспитании, о пошло усвоенном с детства понимании приличного.
Я так долго возмущался против этой несправедливости, что наконец понял ее: он вперед был уверен, что всякий человек способен на все
дурное и если не делает, то или не имеет нужды, или случай не подходит; в нарушении же форм он видел личную обиду, неуважение к нему или «мещанское
воспитание», которое, по его мнению, отлучало человека от всякого людского общества.
«Кругом было старое,
дурное, холодное, мертвое, ложное, мое
воспитание началось с упреков и оскорблений, вследствие этого — отчуждение от всех людей, недоверчивость к их ласкам, отвращение от их участия, углубление в самое себя…»
Он упомянул о вредных следствиях женского
воспитания, материнского баловства и
дурных примеров неуважения, непокорности, дерзости и неблагодарности.