Неточные совпадения
Поля,
все поля тянулись вплоть до самого небосклона, то слегка вздымаясь, то опускаясь снова; кое-где виднелись небольшие леса и, усеянные редким и низким кустарником, вились овраги, напоминая глазу их собственное изображение на старинных планах екатерининского
времени.
— Да, — проговорил он, ни на кого не глядя, — беда пожить этак годков пять в деревне, в отдалении от великих умов! Как раз дурак дураком станешь. Ты стараешься не забыть того, чему тебя учили, а там — хвать! — оказывается, что
все это вздор, и тебе говорят, что путные люди этакими пустяками больше не занимаются и что ты, мол, отсталый колпак. [Отсталый колпак — в то
время старики носили ночные колпаки.] Что делать! Видно, молодежь, точно, умнее нас.
Это
время было труднее для Павла Петровича, чем для всякого другого: потеряв свое прошедшее, он
все потерял.
— Воспитание? — подхватил Базаров. — Всякий человек сам себя воспитать должен — ну хоть как я, например… А что касается до
времени — отчего я от него зависеть буду? Пускай же лучше оно зависит от меня. Нет, брат, это
все распущенность, пустота! И что за таинственные отношения между мужчиной и женщиной? Мы, физиологи, знаем, какие это отношения. Ты проштудируй-ка анатомию глаза: откуда тут взяться, как ты говоришь, загадочному взгляду? Это
все романтизм, чепуха, гниль, художество. Пойдем лучше смотреть жука.
— Мы действуем в силу того, что мы признаём полезным, — промолвил Базаров. — В теперешнее
время полезнее
всего отрицание — мы отрицаем.
Она говорила и двигалась очень развязно и в то же
время неловко: она, очевидно, сама себя считала за добродушное и простое существо, и между тем что бы она ни делала, вам постоянно казалось, что она именно это-то и не хотела сделать;
все у ней выходило, как дети говорят, — нарочно, то есть не просто, не естественно.
Аркадий принялся говорить о «своем приятеле». Он говорил о нем так подробно и с таким восторгом, что Одинцова обернулась к нему и внимательно на него посмотрела. Между тем мазурка приближалась к концу. Аркадию стало жалко расстаться с своей дамой: он так хорошо провел с ней около часа! Правда, он в течение
всего этого
времени постоянно чувствовал, как будто она к нему снисходила, как будто ему следовало быть ей благодарным… но молодые сердца не тяготятся этим чувством.
Базаров говорил
все это с таким видом, как будто в то же
время думал про себя: «Верь мне или не верь, это мне
все едино!» Он медленно проводил своими длинными пальцами по бакенбардам, а глаза его бегали по углам.
— Меня эти сплетни даже не смешат, Евгений Васильевич, и я слишком горда, чтобы позволить им меня беспокоить. Я несчастлива оттого… что нет во мне желания, охоты жить. Вы недоверчиво на меня смотрите, вы думаете: это говорит «аристократка», которая
вся в кружевах и сидит на бархатном кресле. Я и не скрываюсь: я люблю то, что вы называете комфортом, и в то же
время я мало желаю жить. Примирите это противоречие как знаете. Впрочем, это
все в ваших глазах романтизм.
Толстоногий стол, заваленный почерневшими от старинной пыли, словно прокопченными бумагами, занимал
весь промежуток между двумя окнами; по стенам висели турецкие ружья, нагайки, сабля, две ландкарты, какие-то анатомические рисунки, портрет Гуфеланда, [Гуфеланд Христофор (1762–1836) — немецкий врач, автор широко в свое
время популярной книги «Искусство продления человеческой жизни».] вензель из волос в черной рамке и диплом под стеклом; кожаный, кое-где продавленный и разорванный, диван помещался между двумя громадными шкафами из карельской березы; на полках в беспорядке теснились книги, коробочки, птичьи чучелы, банки, пузырьки; в одном углу стояла сломанная электрическая машина.
Арина Власьевна не замечала Аркадия, не потчевала его; подперши кулачком свое круглое лицо, которому одутловатые, вишневого цвета губки и родинки на щеках и над бровями придавали выражение очень добродушное, она не сводила глаз с сына и
все вздыхала; ей смертельно хотелось узнать, на сколько
времени он приехал, но спросить она его боялась.
— Именно бескорыстный. А я, Аркадий Николаич, не только боготворю его, я горжусь им, и
все мое честолюбие состоит в том, чтобы со
временем в его биографии стояли следующие слова: «Сын простого штаб-лекаря, который, однако, рано умел разгадать его и ничего не жалел для его воспитания…» — Голос старика перервался.
— Сколько ты
времени провел здесь
всего? — спросил Аркадий.
— Да! На короткое
время… Хорошо. — Василий Иванович вынул платок и, сморкаясь, наклонился чуть не до земли. — Что ж? это…
все будет. Я было думал, что ты у нас… подольше. Три дня… Это, это, после трех лет, маловато; маловато, Евгений!
Во
время обедов и ужинов он старался направлять речь на физику, геологию или химию, так как
все другие предметы, даже хозяйственные, не говоря уже о политических, могли повести если не к столкновениям, то ко взаимному неудовольствию.
—
Все мое
время к вашим услугам, — ответил Базаров, у которого что-то пробежало по лицу, как только Павел Петрович переступил порог двери.
(Николай Петрович не послушался брата, да и сам Базаров этого желал; он целый день сидел у себя в комнате,
весь желтый и злой, и только на самое короткое
время забегал к больному; раза два ему случилось встретиться с Фенечкой, но она с ужасом от него отскакивала.)
Неожиданный поступок Павла Петровича запугал
всех людей в доме, а ее больше
всех; один Прокофьич не смутился и толковал, что и в его
время господа дирывались, «только благородные господа между собою, а этаких прощелыг они бы за грубость на конюшне отодрать велели».
Но тут голос изменил ей, и в то же
время она почувствовала, что Павел Петрович ухватил и стиснул ее руку… Она посмотрела на него, и так и окаменела. Он стал еще бледнее прежнего; глаза его блистали, и, что
всего было удивительнее, тяжелая, одинокая слеза катилась по его щеке.
— Она очень важна; от нее, по моим понятиям, зависит
все счастье твоей жизни. Я
все это
время много размышлял о том, что я хочу теперь сказать тебе… Брат, исполни обязанность твою, обязанность честного и благородного человека, прекрати соблазн и дурной пример, который подается тобою, лучшим из людей!
Анна Сергеевна спросила, между прочим, Базарова, что он делал у Кирсановых. Он чуть было не рассказал ей о своей дуэли с Павлом Петровичем, но удержался при мысли, как бы она не подумала, что он интересничает, и отвечал ей, что он
все это
время работал.
— Великодушная! — шепнул он. — Ох, как близко, и какая молодая, свежая, чистая… в этой гадкой комнате!.. Ну, прощайте! Живите долго, это лучше
всего, и пользуйтесь, пока
время. Вы посмотрите, что за безобразное зрелище: червяк полураздавленный, а еще топорщится. И ведь тоже думал: обломаю дел много, не умру, куда! задача есть, ведь я гигант! А теперь
вся задача гиганта — как бы умереть прилично, хотя никому до этого дела нет…
Все равно: вилять хвостом не стану.
Знакомцы наши изменились в последнее
время:
все как будто похорошели и возмужали; один Павел Петрович похудел, что, впрочем, придавало еще больше изящества и грансеньйорства его выразительным чертам…
Неточные совпадения
В это
время слышны шаги и откашливания в комнате Хлестакова.
Все спешат наперерыв к дверям, толпятся и стараются выйти, что происходит не без того, чтобы не притиснули кое-кого. Раздаются вполголоса восклицания:
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и в то же
время говорит про себя.)А вот посмотрим, как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать, что он такое и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это
время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену.
Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Городничий. Ведь оно, как ты думаешь, Анна Андреевна, теперь можно большой чин зашибить, потому что он запанибрата со
всеми министрами и во дворец ездит, так поэтому может такое производство сделать, что со
временем и в генералы влезешь. Как ты думаешь, Анна Андреевна: можно влезть в генералы?
Хлестаков (провожая).Нет, ничего. Это
все очень смешно, что вы говорили. Пожалуйста, и в другое тоже
время… Я это очень люблю. (Возвращается и, отворивши дверь, кричит вслед ему.)Эй вы! как вас? я
все позабываю, как ваше имя и отчество.
Хлестаков. Хорошо, хоть на бумаге. Мне очень будет приятно. Я, знаете, этак люблю в скучное
время прочесть что-нибудь забавное… Как ваша фамилия? я
все позабываю.