Неточные совпадения
В несколько минут лошади
были заложены; отец с сыном поместились в коляске; Петр взобрался
на козлы;
Базаров вскочил в тарантас, уткнулся головой в кожаную подушку — и оба экипажа покатили.
—
Поесть действительно не худо, — заметил, потягиваясь,
Базаров и опустился
на диван.
Базаров ушел, а Аркадием овладело радостное чувство. Сладко засыпать в родимом доме,
на знакомой постели, под одеялом, над которым трудились любимые руки,
быть может руки нянюшки, те ласковые, добрые и неутомимые руки. Аркадий вспомнил Егоровну, и вздохнул, и пожелал ей царствия небесного… О себе он не молился.
— А вот
на что, — отвечал ему
Базаров, который владел особенным уменьем возбуждать к себе доверие в людях низших, хотя он никогда не потакал им и обходился с ними небрежно, — я лягушку распластаю да посмотрю, что у нее там внутри делается; а так как мы с тобой те же лягушки, только что
на ногах ходим, я и
буду знать, что и у нас внутри делается.
Базаров вернулся, сел за стол и начал поспешно
пить чай. Оба брата молча глядели
на него, а Аркадий украдкой посматривал то
на отца, то
на дядю.
Схватка произошла в тот же день за вечерним чаем. Павел Петрович сошел в гостиную уже готовый к бою, раздраженный и решительный. Он ждал только предлога, чтобы накинуться
на врага; но предлог долго не представлялся.
Базаров вообще говорил мало в присутствии «старичков Кирсановых» (так он называл обоих братьев), а в тот вечер он чувствовал себя не в духе и молча
выпивал чашку за чашкой. Павел Петрович весь горел нетерпением; его желания сбылись наконец.
— Экой ты чудак! — небрежно перебил
Базаров. — Разве ты не знаешь, что
на нашем наречии и для нашего брата «неладно» значит «ладно»? Пожива
есть, значит. Не сам ли ты сегодня говорил, что она странно вышла замуж, хотя, по мнению моему, выйти за богатого старика — дело ничуть не странное, а, напротив, благоразумное. Я городским толкам не верю; но люблю думать, как говорит наш образованный губернатор, что они справедливы.
Она навела речь
на музыку, но, заметив, что
Базаров не признает искусства, потихоньку возвратилась к ботанике, хотя Аркадий и пустился
было толковать о значении народных мелодий.
— Я вас знаю мало, — повторил
Базаров. — Может
быть, вы правы; может
быть, точно, всякий человек — загадка. Да хотя вы, например: вы чуждаетесь общества, вы им тяготитесь — и пригласили к себе
на жительство двух студентов. Зачем вы, с вашим умом, с вашею красотою, живете в деревне?
Одинцова протянула вперед обе руки, а
Базаров уперся лбом в стекло окна. Он задыхался; все тело его видимо трепетало. Но это
было не трепетание юношеской робости, не сладкий ужас первого признания овладел им: это страсть в нем билась, сильная и тяжелая — страсть, похожая
на злобу и,
быть может, сродни ей… Одинцовой стало и страшно и жалко его.
— Да полно тебе Лазаря
петь, [Лазаря
петь — калики перехожие и слепцы, чтобы разжалобить слушателей,
пели стих о евангельском Лазаре. Здесь в переносном смысле — жаловаться.] — перебил опять
Базаров. — Сядь лучше вот тут
на диван да дай
на себя посмотреть.
Василий Иванович отправился от Аркадия в свой кабинет и, прикорнув
на диване в ногах у сына, собирался
было поболтать с ним, но
Базаров тотчас его отослал, говоря, что ему спать хочется, а сам не заснул до утра.
— Та осина, — заговорил
Базаров, — напоминает мне мое детство; она растет
на краю ямы, оставшейся от кирпичного сарая, и я в то время
был уверен, что эта яма и осина обладали особенным талисманом: я никогда не скучал возле них. Я не понимал тогда, что я не скучал оттого, что
был ребенком. Ну, теперь я взрослый, талисман не действует.
— Да, — начал
Базаров, — странное существо человек. Как посмотришь этак сбоку да издали
на глухую жизнь, какую ведут здесь «отцы», кажется: чего лучше?
Ешь,
пей и знай, что поступаешь самым правильным, самым разумным манером. Ан нет; тоска одолеет. Хочется с людьми возиться, хоть ругать их, да возиться с ними.
Когда же
Базаров, после неоднократных обещаний вернуться никак не позже месяца, вырвался наконец из удерживавших его объятий и сел в тарантас; когда лошади тронулись, и колокольчик зазвенел, и колеса завертелись, — и вот уже глядеть вслед
было незачем, и пыль улеглась, и Тимофеич, весь сгорбленный и шатаясь
на ходу, поплелся назад в свою каморку; когда старички остались одни в своем, тоже как будто внезапно съежившемся и подряхлевшем доме, — Василий Иванович, еще за несколько мгновений молодцевато махавший платком
на крыльце, опустился
на стул и уронил голову
на грудь.
Молча, лишь изредка меняясь незначительными словами, доехали наши приятели до Федота.
Базаров был не совсем собою доволен. Аркадий
был недоволен им. К тому же он чувствовал
на сердце ту беспричинную грусть, которая знакома только одним очень молодым людям. Кучер перепряг лошадей и, взобравшись
на козлы, спросил: направо аль налево?
Базаров, который встал
было навстречу Павлу Петровичу, присел
на край стола и скрестил руки.
— Ну, накинем еще два шага. —
Базаров провел носком сапога черту по земле. — Вот и барьер. А кстати:
на сколько шагов каждому из нас от барьера отойти? Это тоже важный вопрос. Вчера об этом не
было дискуссии.
— Я
буду драться серьезно, — повторил Павел Петрович и отправился
на свое место.
Базаров, с своей стороны, отсчитал десять шагов от барьера и остановился.
Базаров тихонько двинулся вперед, и Павел Петрович пошел
на него, заложив левую руку в карман и постепенно поднимая дуло пистолета… «Он мне прямо в нос целит, — подумал
Базаров, — и как щурится старательно, разбойник! Однако это неприятное ощущение. Стану смотреть
на цепочку его часов…» Что-то резко зыкнуло около самого уха Базарова, и в то же мгновенье раздался выстрел. «Слышал, стало
быть ничего», — успело мелькнуть в его голове. Он ступил еще раз и, не целясь, подавил пружинку.
— Ну, выдерется как-нибудь!» Зато Петр расчувствовался до того, что плакал у него
на плече, пока
Базаров не охладил его вопросом: «Не
на мокром ли месте у него глаза?», а Дуняша принуждена
была убежать в рощу, чтобы скрыть свое волнение.
— «Ты мне растолкуй, что такое
есть ваш мир? — перебивал его
Базаров, — и тот ли это самый мир, что
на трех рыбах стоит?»
Неточные совпадения
Такая рожь богатая // В тот год у нас родилася, // Мы землю не ленясь // Удобрили, ухолили, — // Трудненько
было пахарю, // Да весело жнее! // Снопами нагружала я // Телегу со стропилами // И
пела, молодцы. // (Телега нагружается // Всегда с веселой песнею, // А сани с горькой думою: // Телега хлеб домой везет, // А сани —
на базар!) // Вдруг стоны я услышала: // Ползком ползет Савелий-дед, // Бледнешенек как смерть: // «Прости, прости, Матренушка! — // И повалился в ноженьки. — // Мой грех — недоглядел!..»
Базары опустели, продавать
было нечего, да и некому, потому что город обезлюдел. «Кои померли, — говорит летописец, — кои, обеспамятев, разбежались кто куда». А бригадир между тем все не прекращал своих беззаконий и купил Аленке новый драдедамовый [Драдедамовый — сделанный из особого тонкого шерстяного драпа (от франц. «drap des dames»).] платок. Сведавши об этом, глуповцы опять встревожились и целой громадой ввалили
на бригадиров двор.
Разговор этот происходил утром в праздничный день, а в полдень вывели Ионку
на базар и, дабы сделать вид его более омерзительным, надели
на него сарафан (так как в числе последователей Козырева учения
было много женщин), а
на груди привесили дощечку с надписью: бабник и прелюбодей. В довершение всего квартальные приглашали торговых людей плевать
на преступника, что и исполнялось. К вечеру Ионки не стало.
Закон
был, видимо, написан второпях, а потому отличался необыкновенною краткостью.
На другой день, идя
на базар, глуповцы подняли с полу бумажки и прочитали следующее:
5) Ламврокакис, беглый грек, без имени и отчества и даже без чина, пойманный графом Кирилою Разумовским в Нежине,
на базаре. Торговал греческим мылом, губкою и орехами; сверх того,
был сторонником классического образования. В 1756 году
был найден в постели, заеденный клопами.