Будучи только прапорщиком, он уже любил настойчиво поспорить, например, о том, можно ли человеку в течение всей своей жизни объездить весь
земной шар, можно ли ему знать, что происходит на дне морском, — и всегда держался того мнения, что нельзя.
Между тем partie de plaisir чуть не расстроилась: Николай Артемьевич прибыл из Москвы в кислом и недоброжелательном, фрондерском, расположении духа (он все еще дулся на Августину Христиановну) и, узнав в чем дело, решительно объявил, что он не поедет; что скакать из Кунцова в Москву, а из Москвы в Царицыно, а из Царицына опять в Москву, а из Москвы опять в Кунцово — нелепость, — и наконец, прибавил он, пусть мне сперва докажут, что на одном пункте
земного шара может быть веселее, чем на другом пункте, тогда я поеду.
«И в бездонном мешке времени кружится
земной шар», — вспомнил он недавно прочитанную фразу и подумал, что к Достоевскому и Гоголю следует присоединить Леонида Андреева, Сологуба.
Но мимоходом, однако, замечу, что считаю петербургское утро, казалось бы самое прозаическое на всем
земном шаре, — чуть ли не самым фантастическим в мире.