Неточные совпадения
Будучи только прапорщиком, он уже любил настойчиво поспорить, например, о
том, можно ли человеку
в течение всей своей жизни объездить весь земной шар, можно ли ему знать, что происходит на
дне морском, — и всегда держался
того мнения, что нельзя.
Гувернантка, которой Анна Васильевна поручила докончить воспитание своей дочери, — воспитание, заметим
в скобках, даже не начатое скучавшей барыней, — была из русских, дочь разорившегося взяточника, институтка, очень чувствительное, доброе и лживое существо; она
то и
дело влюблялась и кончила
тем, что
в пятидесятом году (когда Елене минуло семнадцать лет) вышла замуж за какого-то офицера, который тут же ее и бросил.
Вечером
того же
дня Анна Васильевна сидела
в своей гостиной и собиралась плакать.
В тот же
день, вечером, принесли от него записку Елене. «Вернулся, — писал он ей, — загорелый и
в пыли по самые брови; но зачем и куда ездил, не знаю; не узнаете ли вы?»
А когда он ушел, она долго смотрела ему вслед. Он
в этот
день стал для нее другим человеком. Не таким она провожала его, каким встретила его за два часа
тому назад.
Между
тем partie de plaisir чуть не расстроилась: Николай Артемьевич прибыл из Москвы
в кислом и недоброжелательном, фрондерском, расположении духа (он все еще дулся на Августину Христиановну) и, узнав
в чем
дело, решительно объявил, что он не поедет; что скакать из Кунцова
в Москву, а из Москвы
в Царицыно, а из Царицына опять
в Москву, а из Москвы опять
в Кунцово — нелепость, — и наконец, прибавил он, пусть мне сперва докажут, что на одном пункте земного шара может быть веселее, чем на другом пункте, тогда я поеду.
В тот самый
день, когда Елена вписывала это последнее, роковое слово
в свой дневник, Инсаров сидел у Берсенева
в комнате, а Берсенев стоял перед ним, с выражением недоумения на лице. Инсаров только что объявил ему о своем намерении на другой же
день переехать
в Москву.
Имя Инсарова
в первый раз
в течение
дня произносилось перед Еленой; она почувствовала, что покраснела; она поняла
в то же время, что ей следовало выразить сожаление о внезапном отъезде такого хорошего знакомого, но она не могла принудить себя к притворству и продолжала сидеть неподвижно и безмолвно, между
тем как Анна Васильевна охала и горевала.
Еще никто
в доме отставного гвардии поручика Стахова не видал его таким кислым и
в то же время таким самоуверенным и важным, как
в тот день.
Она его ждала; она для него надела
то самое платье, которое было на ней
в день их первого свидания
в часовне; но она так спокойно его приветствовала и так была любезна и беспечно весела, что, глядя на нее, никто бы не подумал, что судьба этой девушки уже решена и что одно тайное сознание счастливой любви придавало оживление ее чертам, легкость и прелесть всем ее движениям.
— Это ничего. Посмотри, как мы поправимся! Гроза налетела, как
в тот день, когда мы встретились
в часовне, налетела и прошла. Теперь мы будем живы!
— Да, молодое, славное, смелое
дело. Смерть, жизнь, борьба, падение, торжество, любовь, свобода, родина… Хорошо, хорошо. Дай Бог всякому! Это не
то что сидеть по горло
в болоте да стараться показывать вид, что тебе все равно, когда тебе действительно,
в сущности, все равно. А там — натянуты струны, звени на весь мир или порвись!
Николай Артемьевич потребовал от нее, чтоб она не пускала своей дочери к себе на глаза; он как будто обрадовался случаю показать себя
в полном значении хозяина дома, во всей силе главы семейства: он беспрерывно шумел и гремел на людей,
то и
дело приговаривая: «Я вам докажу, кто я таков, я вам дам знать — погодите!» Пока он сидел дома, Анна Васильевна не видела Елены и довольствовалась присутствием Зои, которая очень усердно ей услуживала, а сама думала про себя: «Diesen Insaroff vorziehen — und wem?» [Предпочесть этого Инсарова — и кому? (нем.)]
— Хочешь? — продолжала Елена, — покатаемся по Canal Grande. [Большому каналу (ит.).] Ведь мы, с
тех пор как здесь, хорошенько не видели Венеции. А вечером поедем
в театр: у меня есть два билета на ложу. Говорят, новую оперу дают. Хочешь, мы нынешний
день отдадим друг другу, позабудем о политике, о войне, обо всем, будем знать только одно: что мы живем, дышим, думаем вместе, что мы соединены навсегда… Хочешь?
Отжившему, разбитому жизнию не для чего посещать Венецию: она будет ему горька, как память о несбывшихся мечтах первоначальных
дней; но сладка будет она
тому,
в ком кипят еще силы, кто чувствует себя благополучным; пусть он принесет свое счастие под ее очарованные небеса, и как бы оно ни было лучезарно, она еще озолотит его неувядаемым сиянием.
Елена чувствовала себя глубоко счастливою:
в лазури ее неба стояло одно темное облачко — и оно удалялось: Инсарову было гораздо лучше
в тот день.
Стародум. Оттого, мой друг, что при нынешних супружествах редко с сердцем советуют.
Дело в том, знатен ли, богат ли жених? Хороша ли, богата ли невеста? О благонравии вопросу нет. Никому и в голову не входит, что в глазах мыслящих людей честный человек без большого чина — презнатная особа; что добродетель все заменяет, а добродетели ничто заменить не может. Признаюсь тебе, что сердце мое тогда только будет спокойно, когда увижу тебя за мужем, достойным твоего сердца, когда взаимная любовь ваша…
Неточные совпадения
Добро бы было
в самом
деле что-нибудь путное, а
то ведь елистратишка простой!
Хлестаков. Право, не знаю. Ведь мой отец упрям и глуп, старый хрен, как бревно. Я ему прямо скажу: как хотите, я не могу жить без Петербурга. За что ж,
в самом
деле, я должен погубить жизнь с мужиками? Теперь не
те потребности; душа моя жаждет просвещения.
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и
в то же время говорит про себя.)А вот посмотрим, как пойдет
дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать, что он такое и
в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но
в это время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
— дворянин учится наукам: его хоть и секут
в школе, да за
дело, чтоб он знал полезное. А ты что? — начинаешь плутнями, тебя хозяин бьет за
то, что не умеешь обманывать. Еще мальчишка, «Отче наша» не знаешь, а уж обмериваешь; а как разопрет тебе брюхо да набьешь себе карман, так и заважничал! Фу-ты, какая невидаль! Оттого, что ты шестнадцать самоваров выдуешь
в день, так оттого и важничаешь? Да я плевать на твою голову и на твою важность!
А отчего? — оттого, что
делом не занимается: вместо
того чтобы
в должность, а он идет гулять по прешпекту,
в картишки играет.