Неточные совпадения
Лет двадцать пять
тому назад изба у него сгорела; вот и пришел он к моему покойному батюшке и говорит: дескать, позвольте мне, Николай Кузьмич, поселиться у вас в лесу на болоте.
Вот-с проезжаем мы раз через нашу деревню,
лет тому будет — как бы вам сказать, не солгать, —
лет пятнадцать.
Чувствую я, что больная моя себя губит; вижу, что не совсем она в памяти; понимаю также и
то, что не почитай она себя при смерти, — не подумала бы она обо мне; а
то ведь, как хотите, жутко умирать в двадцать пять
лет, никого не любивши: ведь вот что ее мучило, вот отчего она, с отчаянья, хоть за меня ухватилась, — понимаете теперь?
— Да, да, — подтвердил Овсяников. — Ну, и
то сказать: в старые-то
годы дворяне живали пышнее. Уж нечего и говорить про вельмож: я в Москве на них насмотрелся. Говорят, они и там перевелись теперь.
Митя, малый
лет двадцати восьми, высокий, стройный и кудрявый, вошел в комнату и, увидев меня, остановился у порога. Одежда на нем была немецкая, но одни неестественной величины буфы на плечах служили явным доказательством
тому, что кроил ее не только русский — российский портной.
— А вот что в запрошлом
году умерла, под Болховым…
то бишь под Карачевым, в девках… И замужем не бывала. Не изволите знать? Мы к ней поступили от ее батюшки, от Василья Семеныча. Она-таки долгонько нами владела… годиков двадцать.
Я, к сожалению, должен прибавить, что в
том же
году Павла не стало. Он не утонул: он убился, упав с лошади. Жаль, славный был парень!
Я не тотчас ему ответил: до
того поразила меня его наружность. Вообразите себе карлика
лет пятидесяти с маленьким, смуглым и сморщенным лицом, острым носиком, карими, едва заметными глазками и курчавыми, густыми черными волосами, которые, как шляпка на грибе, широко сидели на крошечной его головке. Все тело его было чрезвычайно тщедушно и худо, и решительно нельзя передать словами, до чего был необыкновенен и странен его взгляд.
В низких кустах, «в мелочах», и на ссечках часто держатся маленькие серые птички, которые
то и дело перемещаются с деревца на деревцо и посвистывают, внезапно ныряя на
лету.
Мардарий Аполлоныч занимается своим именьем довольно поверхностно; купил, чтобы не отстать от века,
лет десять
тому назад, у Бутенопа в Москве молотильную машину, запер ее в сарай, да и успокоился.
Чьи это куры, чьи это куры?» Наконец одному дворовому человеку удалось поймать хохлатую курицу, придавив ее грудью к земле, и в
то же самое время через плетень сада, с улицы, перескочила девочка
лет одиннадцати, вся растрепанная и с хворостиной в руке.
Вследствие всего вышесказанного мне не для чего толковать читателю, каким образом,
лет пять
тому назад, я попал в Лебедянь в самый развал ярмарки.
Особенность поручика Хлопакова состоит в
том, что он в продолжение
года, иногда двух, употребляет постоянно одно и
то же выражение, кстати и некстати, выражение нисколько не забавное, но которое, бог знает почему, всех смешит.
Лет восемь
тому назад он на каждом шагу говорил: «Мое вам почитание, покорнейше благодарствую», и тогдашние его покровители всякий раз помирали со смеху и заставляли его повторять «мое почитание»; потом он стал употреблять довольно сложное выражение: «Нет, уж это вы
того, кескесэ, — это вышло выходит», и с
тем же блистательным успехом;
года два спустя придумал новую прибаутку: «Не ву горяче па, человек Божий, обшит бараньей кожей» и т. д.
Лет восемь
тому назад проживал у Татьяны Борисовны мальчик
лет двенадцати, круглый сирота, сын ее покойного брата, Андрюша.
А именно: однажды,
лет восемь
тому назад, заехал к ней некто г. Беневоленский, Петр Михайлыч, коллежский советник и кавалер.
Татьяна Борисовна отправила к племяннику двести пятьдесят рублей. Через два месяца он потребовал еще; она собрала последнее и выслала еще. Не прошло шести недель после вторичной присылки, он попросил в третий раз, будто на краски для портрета, заказанного ему княгиней Тертерешеневой. Татьяна Борисовна отказала. «В таком случае, — написал он ей, — я намерен приехать к вам в деревню для поправления моего здоровья». И действительно, в мае месяце
того же
года Андрюша вернулся в Малые Брыки.
С
того времени прошел
год. Беловзоров до сих пор живет у тетушки и все собирается в Петербург. Он в деревне стал поперек себя толще. Тетка — кто бы мог это подумать — в нем души не чает, а окрестные девицы в него влюбляются…
Несколько
лет тому назад у другого моего соседа в деревне мужик в овине обгорел.
Лет пять
тому назад, осенью, на дороге из Москвы в Тулу, пришлось мне просидеть почти целый день в почтовом доме за недостатком лошадей.
Стала меня расспрашивать о
том, сколько мне
лет, да где я служил, да что намерен делать, и так все свысока, важно.
То был не веселый, смеющийся трепет весны, не мягкое шушуканье, не долгий говор
лета, не робкое и холодное лепетанье поздней осени, а едва слышная, дремотная болтовня.
— Нет, выпозвольте. Во-первых, я говорю по-французски не хуже вас, а по-немецки даже лучше; во-вторых, я три
года провел за границей: в одном Берлине прожил восемь месяцев. Я Гегеля изучил, милостивый государь, знаю Гете наизусть; сверх
того, я долго был влюблен в дочь германского профессора и женился дома на чахоточной барышне, лысой, но весьма замечательной личности. Стало быть, я вашего поля ягода; я не степняк, как вы полагаете… Я тоже заеден рефлексией, и непосредственного нет во мне ничего.
Воспитанием моим занималась матушка со всем стремительным рвением степной помещицы: занималась она им с самого великолепного дня моего рождения до
тех пор, пока мне стукнуло шестнадцать
лет…
Между
тем мне стукнуло двадцать один
год.
Целых два
года я провел еще после
того за границей: был в Италии, постоял в Риме перед Преображением, и перед Венерой во Флоренции постоял; внезапно повергался в преувеличенный восторг, словно злость на меня находила; по вечерам пописывал стишки, начинал дневник; словом, и тут вел себя, как все.
В течение целых шестидесяти
лет, с самого рождения до самой кончины, бедняк боролся со всеми нуждами, недугами и бедствиями, свойственными маленьким людям; бился как рыба об лед, недоедал, недосыпал, кланялся, хлопотал, унывал и томился, дрожал над каждой копейкой, действительно «невинно» пострадал по службе и умер наконец не
то на чердаке, не
то в погребе, не успев заработать ни себе, ни детям куска насущного хлеба.
Года два спустя после моего посещения у Пантелея Еремеича начались его бедствия — именно бедствия. Неудовольствия, неудачи и даже несчастия случались с ним и до
того времени, но он не обращал на них внимания и «царствовал» по-прежнему. Первое бедствие, поразившее его, было для него самое чувствительное: Маша рассталась с ним.
Вот в одно утро Чертопханов верстах в пяти от Бессонова наткнулся на
ту самую княжескую охоту, перед которой он так молодецки гарцевал
года полтора
тому назад.
Там, где ему приходилось перескочить ее — и где он полтора
года тому назад действительно перескочил ее, — в ней все еще было шагов восемь ширины да сажени две глубины.
— Значит, с лишком
год с
тех пор протек, а конь ваш, как тогда был серый в яблоках, так и теперь; даже словно темнее стал. Как же так? Серые-то лошади в один
год много белеют.
Напрасно Чертопханов старался унять расходившуюся желчь; напрасно он пытался уверить себя, что эта… лошадь хотя и не Малек-Адель, однако все же… добра и может много
лет прослужить ему: он тут же с яростью отталкивал от себя прочь эту мысль, точно в ней заключалось новое оскорбление для тогоМалек-Аделя, перед которым он уж и без
того считал себя виноватым…
— Только вот беда моя: случается, целая неделя пройдет, а я не засну ни разу. В прошлом
году барыня одна проезжала, увидела меня, да и дала мне сткляночку с лекарством против бессонницы; по десяти капель приказала принимать. Очень мне помогало, и я спала; только теперь давно
та сткляночка выпита… Не знаете ли, что это было за лекарство и как его получить?
Вошедший на минутку Ермолай начал меня уверять, что «этот дурак (вишь, полюбилось слово! — заметил вполголоса Филофей), этот дурак совсем счету деньгам не знает», — и кстати напомнил мне, как
лет двадцать
тому назад постоялый двор, устроенный моей матушкой на бойком месте, на перекрестке двух больших дорог, пришел в совершенный упадок оттого, что старый дворовый, которого посадили туда хозяйничать, действительно не знал счета деньгам, а ценил их по количеству —
то есть отдавал, например, серебряный четвертак за шесть медных пятаков, причем, однако, сильно ругался.
Река вьется верст на десять, тускло синея сквозь туман; за ней водянисто-зеленые луга; за лугами пологие холмы; вдали чибисы с криком вьются над болотом; сквозь влажный блеск, разлитый в воздухе, ясно выступает даль… не
то, что
летом.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ну что ты? к чему? зачем? Что за ветреность такая! Вдруг вбежала, как угорелая кошка. Ну что ты нашла такого удивительного? Ну что тебе вздумалось? Право, как дитя какое-нибудь трехлетнее. Не похоже, не похоже, совершенно не похоже на
то, чтобы ей было восемнадцать
лет. Я не знаю, когда ты будешь благоразумнее, когда ты будешь вести себя, как прилично благовоспитанной девице; когда ты будешь знать, что такое хорошие правила и солидность в поступках.
Бобчинский. В
том самом номере, где прошлого
года подрались проезжие офицеры.
Купцы. Ей-богу! такого никто не запомнит городничего. Так все и припрятываешь в лавке, когда его завидишь.
То есть, не
то уж говоря, чтоб какую деликатность, всякую дрянь берет: чернослив такой, что
лет уже по семи лежит в бочке, что у меня сиделец не будет есть, а он целую горсть туда запустит. Именины его бывают на Антона, и уж, кажись, всего нанесешь, ни в чем не нуждается; нет, ему еще подавай: говорит, и на Онуфрия его именины. Что делать? и на Онуфрия несешь.
Хлестаков, молодой человек
лет двадцати трех, тоненький, худенький; несколько приглуповат и, как говорят, без царя в голове, — один из
тех людей, которых в канцеляриях называют пустейшими. Говорит и действует без всякого соображения. Он не в состоянии остановить постоянного внимания на какой-нибудь мысли. Речь его отрывиста, и слова вылетают из уст его совершенно неожиданно. Чем более исполняющий эту роль покажет чистосердечия и простоты,
тем более он выиграет. Одет по моде.
«Он, говорит, вор; хоть он теперь и не украл, да все равно, говорит, он украдет, его и без
того на следующий
год возьмут в рекруты».