Неточные совпадения
Я оглянулся и увидал мужика лет пятидесяти, запыленного, в рубашке, в лаптях,
с плетеной котомкой и армяком за
плечами.
Я
с ним познакомился, как уже известно читателю, у Радилова и дня через два поехал к нему. Я застал его дома. Он сидел в больших кожаных креслах и читал Четьи-Минеи. Серая кошка мурлыкала у него на
плече. Он меня принял, по своему обыкновенью, ласково и величаво. Мы пустились в разговор.
— Хорошо, похлопочу. Только ты смотри, смотри у меня! Ну, ну, не оправдывайся… Бог
с тобой, Бог
с тобой!.. Только вперед смотри, а то, ей-богу, Митя, несдобровать тебе, — ей-богу, пропадешь. Не все же мне тебя на
плечах выносить… я и сам человек не властный. Ну, ступай теперь
с Богом.
С отчаяньем ударил бедняк по клавишам, словно по барабану, заиграл как попало… «Я так и думал, — рассказывал он потом, — что мой спаситель схватит меня за ворот и выбросит вон из дому». Но, к крайнему изумлению невольного импровизатора, помещик, погодя немного, одобрительно потрепал его по
плечу. «Хорошо, хорошо, — промолвил он, — вижу, что знаешь; поди теперь отдохни».
Не успели мы ступить несколько шагов, как нам навстречу из-за густой ракиты выбежала довольно дрянная легавая собака, и вслед за ней появился человек среднего роста, в синем, сильно потертом сюртуке, желтоватом жилете, панталонах цвета гри-де-лень или блё-д-амур [Розовато-серого (от фр. gris de lin)… голубовато-серого (от фр. bleu d’amour).], наскоро засунутых в дырявые сапоги,
с красным платком на шее и одноствольным ружьем за
плечами.
Кучер мой сперва уперся коленом в
плечо коренной, тряхнул раза два дугой, поправил седелку, потом опять пролез под поводом пристяжной и, толкнув ее мимоходом в морду, подошел к колесу — подошел и, не спуская
с него взора, медленно достал из-под полы кафтана тавлинку, медленно вытащил за ремешок крышку, медленно всунул в тавлинку своих два толстых пальца (и два-то едва в ней уместились), помял-помял табак, перекосил заранее нос, понюхал
с расстановкой, сопровождая каждый прием продолжительным кряхтением, и, болезненно щурясь и моргая прослезившимися глазами, погрузился в глубокое раздумье.
Я тотчас сообщил кучеру его предложение; Ерофей объявил свое согласие и въехал на двор. Пока он
с обдуманной хлопотливостью отпрягал лошадей, старик стоял, прислонясь
плечом к воротам, и невесело посматривал то на него, то на меня. Он как будто недоумевал: его, сколько я мог заметить, не слишком радовало наше внезапное посещение.
Купец вручил приказчику небольшую пачку бумаги, поклонился, тряхнул головой, взял свою шляпу двумя пальчиками, передернул
плечами, придал своему стану волнообразное движение и вышел, прилично поскрипывая сапожками. Николай Еремеич подошел к стене и, сколько я мог заметить, начал разбирать бумаги, врученные купцом. Из двери высунулась рыжая голова
с густыми бакенбардами.
— Барыня приказала, — продолжал он, пожав
плечами, — а вы погодите… вас еще в свинопасы произведут. А что я портной, и хороший портной, у первых мастеров в Москве обучался и на енаралов шил… этого у меня никто не отнимет. А вы чего храбритесь?.. чего? из господской власти вышли, что ли? вы дармоеды, тунеядцы, больше ничего. Меня отпусти на волю — я
с голоду не умру, я не пропаду; дай мне пашпорт — я оброк хороший взнесу и господ удоблетворю. А вы что? Пропадете, пропадете, словно мухи, вот и все!
Главный кассир начал ходить по комнате. Впрочем, он более крался, чем ходил, и таки вообще смахивал на кошку. На
плечах его болтался старый черный фрак,
с очень узкими фалдами; одну руку он держал на груди, а другой беспрестанно брался за свой высокий и тесный галстух из конского волоса и
с напряжением вертел головой. Сапоги он носил козловые, без скрипу, и выступал очень мягко.
Он вышел и хлопнул дверью. Я в другой раз осмотрелся. Изба показалась мне еще печальнее прежнего. Горький запах остывшего дыма неприятно стеснял мне дыхание. Девочка не трогалась
с места и не поднимала глаз; изредка поталкивала она люльку, робко наводила на
плечо спускавшуюся рубашку; ее голые ноги висели, не шевелясь.
Он велел оседлать лошадь, надел зеленый сюртучок
с бронзовыми пуговицами, изображавшими кабаньи головы, вышитый гарусом ягдташ, серебряную флягу, накинул на
плечо новенькое французское ружье, не без удовольствия повертелся перед зеркалом и кликнул свою собаку Эсперанс, подаренную ему кузиной, старой девицей
с отличным сердцем, но без волос.
Мой сосед взял
с собою десятского Архипа, толстого и приземистого мужика
с четвероугольным лицом и допотопно развитыми скулами, да недавно нанятого управителя из остзейских губерний, юношу лет девятнадцати, худого, белокурого, подслеповатого, со свислыми
плечами и длинной шеей, г. Готлиба фон-дер-Кока.
В противоположном углу, направо от двери, сидел за столом какой-то мужичок в узкой изношенной свите,
с огромной дырой на
плече.
— Примеч. авт.] — завопил вдруг Обалдуй и, подойдя к мужичку
с дырой на
плече, уставил на него пальцем, запрыгал и залился дребезжащим хохотом.
Его одежда изобличала притязание на вкус и щегольскую небрежность: на нем было коротенькое пальто бронзового цвета, вероятно
с барского
плеча, застегнутое доверху, розовый галстучек
с лиловыми кончиками и бархатный черный картуз
с золотым галуном, надвинутый на самые брови.
(Он снисходительно потрепал ее по
плечу; она тихонько достала
с своего
плеча его руку и робко ее поцеловала.)
Исправник посмотрел на меня, ласково потрепал меня по
плечу и добродушно промолвил: «Эх, Василий Васильевич, не нам бы
с вами о таких людях рассуждать, — где нам?..
Одет он был в желтый, истасканный архалук
с черными плисовыми патронами на груди и полинялыми серебряными галунами по всем швам; через
плечо висел у него рог, за поясом торчал кинжал.
Один только наследник из Петербурга, важный мужчина
с греческим носом и благороднейшим выражением лица, Ростислав Адамыч Штоппель, не вытерпел, пододвинулся боком к Недопюскину и надменно глянул на него через
плечо.
— А еще бессеребреницей меня звал! — промолвила она и
с размаху ударила Чертопханова по
плечу.
— Ступай, черт, на все четыре стороны! — проговорил он сквозь зубы и, выпустив повод Малек-Аделя,
с размаху ударил его по
плечу прикладом пистолета. Малек-Адель немедленно повернулся назад, выкарабкался вон из оврага… и побежал. Но недолго слышался стук его копыт. Поднявшийся ветер мешал и застилал все звуки.
Сороки перелетают
с ракиты на ракиту; бабы,
с длинными граблями в руках, бредут в поле; прохожий человек в поношенном нанковом кафтане,
с котомкой за
плечами, плетется усталым шагом; грузная помещичья карета, запряженная шестериком рослых и разбитых лошадей, плывет вам навстречу.