Неточные совпадения
— Милости
просим. Да покойно ли тебе будет в сарае? Я прикажу бабам постлать тебе простыню и положить подушку. Эй, бабы! — вскричал он, поднимаясь с места, — сюда, бабы!.. А ты, Федя, поди с ними. Бабы ведь народ глупый.
«Чего тебе?» — «Батюшка, Александр Силыч, милости
прошу».
— «
Прошу не рассуждать!» — «Воля ваша…» Я, признаюсь, так и обомлел.
Прошу позволения читателя представить ему этого человека.
Подали мне чай,
просят остаться ночевать… я согласился: куда теперь ехать!
А в последнюю-то ночь, вообразите вы себе, — сижу я подле нее и уж об одном Бога
прошу: прибери, дескать, ее поскорей, да и меня тут же…
— А вот и Оля! — заметил Радилов, слегка отвернув голову, —
прошу любить и жаловать… Ну, пойдемте обедать.
По всем соседям шлет
просить пожаловать.
— Приходил прощенья
просить.
— Оно, пожалуй, что так, — с улыбкой сказал Митя… — Ах, да! чуть было не забыл: Фунтиков, Антон Парфеныч, к себе вас в воскресенье
просит откушать.
Смоленские мужички заперли его на ночь в пустую сукновальню, а на другое утро привели к проруби, возле плотины, и начали
просить барабанщика «de la grrrrande armée» уважить их, то есть нырнуть под лед.
В острог его посадят, например, — он
попросит водицы испить в ковшике: ему принесут ковшик, а он нырнет туда, да и поминай как звали.
Я
попросил Ерофея заложить ее поскорей. Мне самому захотелось съездить с Касьяном на ссечки: там часто водятся тетерева. Когда уже тележка была совсем готова, и я кое-как вместе с своей собакой уже уместился на ее покоробленном лубочном дне, и Касьян, сжавшись в комочек и с прежним унылым выражением на лице, тоже сидел на передней грядке, — Ерофей подошел ко мне и с таинственным видом прошептал...
Сам же, в случае так называемой печальной необходимости, резких и порывистых движений избегает и голоса возвышать не любит, но более тычет рукою прямо, спокойно приговаривая: «Ведь я тебя
просил, любезный мой», или: «Что с тобою, друг мой, опомнись», — причем только слегка стискивает зубы и кривит рот.
Тут Софрон помолчал, поглядел на барина и, как бы снова увлеченный порывом чувства (притом же и хмель брал свое), в другой раз
попросил руки и запел пуще прежнего...
— Что вам надобно? о чем вы
просите? — спросил он строгим голосом и несколько в нос. (Мужики взглянули друг на друга и словечка не промолвили, только прищурились, словно от солнца, да поскорей дышать стали.)
(Аркадий Павлыч шагнул вперед, да, вероятно, вспомнил о моем присутствии, отвернулся и положил руки в карманы.) Je vous demande bien pardon, mon cher [
Прошу извинить меня, дорогой мой (фр.)], — сказал он с принужденной улыбкой, значительно понизив голос.
— Николай Еремеич, больно много
просить изволите.
— Ну, Лиса Патрикевна, пошла хвостом вилять!.. Я его дождусь, — с сердцем проговорил Павел и ударил рукой по столу. — А, да вот он и жалует, — прибавил он, взглянув в окошко, — легок на помине. Милости
просим! (Он встал.)
— Очень нужно мне… Слушай, Николай Еремеев, — заговорил Павел с отчаянием, — в последний раз тебя
прошу… вынудил ты меня — невтерпеж мне становится. Оставь нас в покое, понимаешь? а то, ей-богу, несдобровать кому-нибудь из нас, я тебе говорю.
— А что вы за него
просите?
— Ваше сиятельство! милости
просим! — закричал Ситников.
«Здесь продаются разных мастей лошади, приведенные на Лебедянскую ярмарку с известного степного завода Анастасея Иваныча Чернобая, тамбовского помещика. Лошади сии отличных статей; выезжены в совершенстве и кроткого нрава. Господа покупатели благоволят спросить самого Анастасея Иваныча; буде же Анастасей Иваныч в отсутствии, то спросить кучера Назара Кубышкина. Господа покупатели, милости
просим почтить старичка!»
— Здравствуй, батюшка, милости
просим, — медленно раздался за моей спиной сочный и приятный голос. Я оглянулся: передо мною, в синей долгополой шинели, стоял старик среднего роста, с белыми волосами, любезной улыбкой и с прекрасными голубыми глазами.
В тот же день он
попросил у Татьяны Борисовны позволения поговорить с ней наедине.
Татьяна Борисовна отправила к племяннику двести пятьдесят рублей. Через два месяца он потребовал еще; она собрала последнее и выслала еще. Не прошло шести недель после вторичной присылки, он
попросил в третий раз, будто на краски для портрета, заказанного ему княгиней Тертерешеневой. Татьяна Борисовна отказала. «В таком случае, — написал он ей, — я намерен приехать к вам в деревню для поправления моего здоровья». И действительно, в мае месяце того же года Андрюша вернулся в Малые Брыки.
«А, Василий Дмитрич, — закричал из окна Капитон, — милости
просим…
Вот и стала Матрена меня
просить: выкупи ее, дескать, от госпожи; да и я сам уже об эфтом подумывал…
Старуха загнусила: «
Прошу садиться».
Теперь поставьте меня лицом к лицу хоть с самим Далай-Ламой, — я и у него табачку
попрошу понюхать.
— Очень рад с вами познакомиться. Коли случится, милости
просим ко мне… Да где же этот Фомка, Тихон Иваныч? — с сердцем продолжал он, — без него беляка затравили.
Да, во-первых, силы Бог не дал; во-вторых, робость разбирала, а в-третьих, наконец, как себе место выхлопотать, кого
просить?
— Стреляться, стреляться, сейчас стреляться через платок! — кричал рассвирепевший Пантелей, — или
проси извинения у меня, да и у него…
—
Просите,
просите извинения, — бормотали вокруг Штоппеля встревоженные наследники, — он ведь такой сумасшедший, готов зарезать.
— И у него
проси! — возопил неугомонный Пантелей.
— А! — проговорил он с достоинством и не трогаясь с места, — очень рад вашему посещенью. Милости
прошу садиться. А я вот с Вензором вожусь… Тихон Иваныч, — прибавил он, возвысив голос, — пожалуй-ка сюда. Гость приехал.
— Коли
попросят, — договорил Чертопханов не без смущения.
— А то я молитвы читаю, — продолжала, отдохнув немного, Лукерья. — Только немного я знаю их, этих самых молитв. Да и на что я стану Господу Богу наскучать? О чем я его
просить могу? Он лучше меня знает, чего мне надобно. Послал он мне крест — значит меня он любит. Так нам велено это понимать. Прочту Отче наш, Богородицу, акафист всем скорбящим — да и опять полеживаю себе безо всякой думочки. И ничего!
Я его
прошу: «Не тревожьте вы меня, Христа ради».
— Господин почтенный, едем мы с честного пирка, со свадебки; нашего молодца, значит, женили; как есть уложили: ребята у нас все молодые, головы удалые — выпито было много, а опохмелиться нечем; то не будет ли ваша такая милость, не пожалуете ли нам деньжонок самую чуточку, — так, чтобы по косушке на брата? Выпили бы мы за ваше здоровье, помянули бы ваше степенство; а не будет вашей к нам милости — ну,
просим не осерчать!