На разъездах, переправах и в других тому подобных местах люди Вячеслава Илларионыча не шумят и не кричат; напротив, раздвигая народ или вызывая карету, говорят приятным горловым баритоном: «Позвольте, позвольте, дайте генералу Хвалынскому пройти», или: «Генерала Хвалынского экипаж…» Экипаж, правда, у Хвалынского формы довольно старинной; на лакеях ливрея довольно потертая (о том, что она серая с красными выпушками, кажется, едва ли нужно упомянуть); лошади тоже довольно пожили и послужили на своем веку, но на щегольство Вячеслав Илларионыч притязаний не имеет и
не считает даже званию своему приличным пускать пыль в глаза.
Неточные совпадения
Пеньку продавать их дело, и они ее точно продают, —
не в городе, в город надо самим тащиться, а приезжим торгашам, которые, за неимением безмена,
считают пуд в сорок горстей — а вы знаете, что за горсть и что за ладонь у русского человека, особенно, когда он «усердствует»!
Кроме Митрофана с его семьей да старого глухого ктитора Герасима, проживавшего Христа ради в каморочке у кривой солдатки, ни одного дворового человека
не осталось в Шумихине, потому что Степушку, с которым я намерен познакомить читателя, нельзя было
считать ни за человека вообще, ни за дворового в особенности.
Но прежде чем я приступлю к описанию самого состязания,
считаю не лишним сказать несколько слов о каждом из действующих лиц моего рассказа. Жизнь некоторых из них была уже мне известна, когда я встретился с ними в Притынном кабачке; о других я собрал сведения впоследствии.
Напрасно Чертопханов старался унять расходившуюся желчь; напрасно он пытался уверить себя, что эта… лошадь хотя и
не Малек-Адель, однако все же… добра и может много лет прослужить ему: он тут же с яростью отталкивал от себя прочь эту мысль, точно в ней заключалось новое оскорбление для тогоМалек-Аделя, перед которым он уж и без того
считал себя виноватым…
— Двадцать восемь… али девять… Тридцати
не будет. Да что их
считать, года-то! Я вам еще вот что доложу…
Несколько недель спустя я узнал, что Лукерья скончалась. Смерть пришла-таки за ней… и «после Петровок». Рассказывали, что в самый день кончины она все слышала колокольный звон, хотя от Алексеевки до церкви
считают пять верст с лишком и день был будничный. Впрочем, Лукерья говорила, что звон шел
не от церкви, а «сверху». Вероятно, она
не посмела сказать: с неба.
Но бумага не приходила, а бригадир плел да плел свою сеть и доплел до того, что помаленьку опутал ею весь город. Нет ничего опаснее, как корни и нити, когда примутся за них вплотную. С помощью двух инвалидов бригадир перепутал и перетаскал на съезжую почти весь город, так что не было дома, который
не считал бы одного или двух злоумышленников.
Кулак вынул из-за пазухи пук засаленных ассигнаций. Костанжогло прехладнокровно взял их и,
не считая, сунул в задний карман своего сюртука.
Прогулки, чтенье, сон глубокой, // Лесная тень, журчанье струй, // Порой белянки черноокой // Младой и свежий поцелуй, // Узде послушный конь ретивый, // Обед довольно прихотливый, // Бутылка светлого вина, // Уединенье, тишина: // Вот жизнь Онегина святая; // И нечувствительно он ей // Предался, красных летних дней // В беспечной неге
не считая, // Забыв и город, и друзей, // И скуку праздничных затей.
Неточные совпадения
Городничий (поднося бумажки).Ровно двести рублей, хоть и
не трудитесь
считать.
Еще подбавил Филюшка… // И всё тут!
Не годилось бы // Жене побои мужнины //
Считать; да уж сказала я: //
Не скрою ничего!
У батюшки, у матушки // С Филиппом побывала я, // За дело принялась. // Три года, так
считаю я, // Неделя за неделею, // Одним порядком шли, // Что год, то дети: некогда // Ни думать, ни печалиться, // Дай Бог с работой справиться // Да лоб перекрестить. // Поешь — когда останется // От старших да от деточек, // Уснешь — когда больна… // А на четвертый новое // Подкралось горе лютое — // К кому оно привяжется, // До смерти
не избыть!
Стародум(один). Он, конечно, пишет ко мне о том же, о чем в Москве сделал предложение. Я
не знаю Милона; но когда дядя его мой истинный друг, когда вся публика
считает его честным и достойным человеком… Если свободно ее сердце…
Дворянин, например,
считал бы за первое бесчестие
не делать ничего, когда есть ему столько дела: есть люди, которым помогать; есть отечество, которому служить.