— Ничего, ничего, — с живостью подхватила она, — я знаю, я не вправе ничего требовать; я не безумная, поверьте; я не надеюсь, я не смею надеяться на ваше прощение; я только осмеливаюсь
просить вас, чтобы вы приказали мне, что мне делать, где мне жить? Я, как рабыня, исполню ваше приказание, какое бы оно ни было.
— Нет, — промолвила она и отвела назад уже протянутую руку, — нет, Лаврецкий (она в первый раз так его называла), не дам я вам моей руки. К чему? Отойдите,
прошу вас. Вы знаете, я вас люблю… да, я люблю вас, — прибавила она с усилием, — но нет… нет.
Неточные совпадения
— Послушайте, — сказал он, — не будемте больше говорить обо мне; станемте разыгрывать нашу сонату. Об одном только
прошу я
вас, — прибавил он, разглаживая рукою листы лежавшей на пюпитре тетради, — думайте обо мне, что хотите, называйте меня даже эгоистом — так и быть! но не называйте меня светским человеком: эта кличка мне нестерпима… Anch’io sono pittore. [И я тоже художник (итал.).] Я тоже артист, хотя плохой, и это, а именно то, что я плохой артист, — я
вам докажу сейчас же на деле. Начнем же.
— Простить! — подхватил Лаврецкий. —
Вы бы сперва должны были узнать, за кого
вы просите? Простить эту женщину, принять ее опять в свой дом, ее, это пустое, бессердечное существо! И кто
вам сказал, что она хочет возвратиться ко мне? Помилуйте, она совершенно довольна своим положением… Да что тут толковать! Имя ее не должно быть произносимо
вами.
Вы слишком чисты,
вы не в состоянии даже понять такое существо.
— Я хотел, — начал он, — передать
вам одно известие, но теперь невозможно. Впрочем, прочтите вот, что отмечено карандашом в этом фельетоне, — прибавил он, подавая ей нумер взятого с собою журнала. —
Прошу хранить это в тайне, я зайду завтра утром.
— Об одном только
прошу я
вас, — промолвил он, возвращаясь к Лизе, — не решайтесь тотчас, подождите, подумайте о том, что я
вам сказал. Если б даже
вы не поверили мне, если б
вы решились на брак по рассудку, — и в таком случае не за господина Паншина
вам выходить: он не может быть вашим мужем… Не правда ли,
вы обещаетесь мне не спешить?
— Нет; но и не согласилась. Я ему все сказала, все, что я чувствовала, и
попросила его подождать. Довольны
вы? — прибавила она с быстрой улыбкой и, слегка трогая перила рукою, сбежала с лестницы.
— Я
вас прошу об этом; этим одним можно загладить… все, что было.
Вы подумаете — и не откажете мне.
— Да, — возразила Марья Дмитриевна и отпила немного воды. — Я узнала, что
вы прошли прямо к тетушке; я приказала
вас просить к себе: мне нужно переговорить с
вами. Садитесь, пожалуйста. — Марья Дмитриевна перевела дыхание. —
Вы знаете, — продолжала она, — ваша жена приехала.
— Ах, как
вам не стыдно так говорить! Она пела и играла для того только, чтобы сделать мне угодное, потому что я настоятельно ее
просила об этом, почти приказывала ей. Я вижу, что ей тяжело, так тяжело; думаю, чем бы ее развлечь, — да и слышала-то я, что талант у ней такой прекрасный! Помилуйте, Федор Иваныч, она совсем уничтожена, спросите хоть Сергея Петровича; убитая женщина, tout-а-fait, [Окончательно (фр.).] что
вы это?
— Федор Иваныч, — начала она спокойным, но слабым голосом, — я хотела
вас просить: не ходите больше к нам, уезжайте поскорей; мы можем после увидеться когда-нибудь, через год. А теперь сделайте это для меня; исполните мою просьбу, ради бога.
— Нет, тетушка, — промолвила она, — не говорите так; я решилась, я молилась, я
просила совета у бога; все кончено, кончена моя жизнь с
вами.
— Знаю я, — говорил он по этому случаю купчихе Распоповой, — что истинной конституции документ сей в себе еще не заключает, но
прошу вас, моя почтеннейшая, принять в соображение, что никакое здание, хотя бы даже то был куриный хлев, разом не завершается! По времени выполним и остальное достолюбезное нам дело, а теперь утешимся тем, что возложим упование наше на бога!
— Послушайте, любезные, — сказал он, — я очень хорошо знаю, что все дела по крепостям, в какую бы ни было цену, находятся в одном месте, а потому
прошу вас показать нам стол, а если вы не знаете, что у вас делается, так мы спросим у других.
Неточные совпадения
Хлестаков.
Прошу садиться. Так
вы здесь судья?
Хлестаков. Нет, я влюблен в
вас. Жизнь моя на волоске. Если
вы не увенчаете постоянную любовь мою, то я недостоин земного существования. С пламенем в груди
прошу руки вашей.
Анна Андреевна. Как можно-с!
Вы это так изволите говорить, для комплимента.
Прошу покорно садиться.
Городничий (тихо, Добчинскому).Слушайте:
вы побегите, да бегом, во все лопатки, и снесите две записки: одну в богоугодное заведение Землянике, а другую жене. (Хлестакову.)Осмелюсь ли я
попросить позволения написать в вашем присутствии одну строчку к жене, чтоб она приготовилась к принятию почтенного гостя?
Марья Антоновна.
Вы всё эдакое говорите… Я бы
вас попросила, чтоб
вы мне написали лучше на память какие-нибудь стишки в альбом.
Вы, верно, их знаете много.