За несколько дней до кончины, уже
не вставая с постели, с робкими слезинками на погасающих глазах, объявила она мужу при духовнике, что желает повидаться и проститься с невесткой, благословить внука.
Неточные совпадения
— А тому назначается, — возразила она, — кто никогда
не сплетничает,
не хитрит и
не сочиняет, если только есть на свете такой человек. Федю я знаю хорошо; он только тем и виноват, что баловал жену. Ну, да и женился он по любви, а из этих из любовных свадеб ничего путного никогда
не выходит, — прибавила старушка, косвенно взглянув на Марью Дмитриевну и
вставая. — А ты теперь, мой батюшка, на ком угодно зубки точи, хоть на мне; я уйду, мешать
не буду. — И Марфа Тимофеевна удалилась.
— Лизавета Михайловна прекраснейшая девица, — возразил Лаврецкий,
встал, откланялся и зашел к Марфе Тимофеевне. Марья Дмитриевна с неудовольствием посмотрела ему вслед и подумала: «Экой тюлень, мужик! Ну, теперь я понимаю, почему его жена
не могла остаться ему верной».
На другой день Лаврецкий
встал довольно рано, потолковал со старостой, побывал на гумне, велел снять цепь с дворовой собаки, которая только полаяла немного, но даже
не отошла от своей конуры, — и, вернувшись домой, погрузился в какое-то мирное оцепенение, из которого
не выходил целый день.
Настасья Карповна клала земные поклоны и
вставала с каким-то скромным и мягким шумом; Лиза, как стала, так и
не двигалась с места и
не шевелилась; по сосредоточенному выражению ее лица можно было догадаться, что она пристально и горячо молилась.
Он
встал и сел подле нее на скамейку. Она уже
не плакала и внимательно глядела на него своими влажными глазами.
Марья Дмитриевна очень встревожилась, когда ей доложили о приезде Варвары Павловны Лаврецкой; она даже
не знала, принять ли ее: она боялась оскорбить Федора Иваныча. Наконец любопытство превозмогло. «Что ж, — подумала она, — ведь она тоже родная, — и, усевшись в креслах, сказала лакею: — Проси!» Прошло несколько мгновений; дверь отворилась; Варвара Павловна быстро, чуть слышными шагами приблизилась к Марье Дмитриевне и,
не давая ей
встать с кресел, почти склонила перед ней колени.
«Играйте, веселитесь, растите, молодые силы, — думал он, и
не было горечи в его думах, — жизнь у вас впереди, и вам легче будет жить: вам
не придется, как нам, отыскивать свою дорогу, бороться, падать и
вставать среди марка; мы хлопотали о том, как бы уцелеть — и сколько из нас
не уцелело! — а вам надобно дело делать, работать, и благословение нашего брата, старика, будет с вами.
Лаврецкий тихо
встал и тихо удалился; его никто
не заметил, никто
не удерживал; веселые клики сильнее прежнего раздавались в саду за зеленой сплошной стеной высоких лип. Он сел в тарантас и велел кучеру ехать домой и
не гнать лошадей.
Она сказала с ним несколько слов, даже спокойно улыбнулась на его шутку о выборах, которые он назвал «наш парламент». (Надо было улыбнуться, чтобы показать, что она поняла шутку.) Но тотчас же она отвернулась к княгине Марье Борисовне и ни разу не взглянула на него, пока он
не встал прощаясь; тут она посмотрела на него, но, очевидно, только потому, что неучтиво не смотреть на человека, когда он кланяется.
Кто был то, что называют тюрюк, то есть человек, которого нужно было подымать пинком на что-нибудь; кто был просто байбак, лежавший, как говорится, весь век на боку, которого даже напрасно было подымать:
не встанет ни в каком случае.
Неточные совпадения
Почтмейстер. Так точно-с. (
Встает, вытягивается и придерживает шпагу.)
Не смея долее беспокоить своим присутствием…
Не будет ли какого замечания по части почтового управления?
А нам земля осталася… // Ой ты, земля помещичья! // Ты нам
не мать, а мачеха // Теперь… «А кто велел? — // Кричат писаки праздные, — // Так вымогать, насиловать // Кормилицу свою!» // А я скажу: — А кто же ждал? — // Ох! эти проповедники! // Кричат: «Довольно барствовать! // Проснись, помещик заспанный! //
Вставай! — учись! трудись!..»
Стучит, гремит, стучит, гремит, // Снохе спать
не дает: //
Встань,
встань,
встань, ты — сонливая! //
Встань,
встань,
встань, ты — дремливая! // Сонливая, дремливая, неурядливая!
И
встань и сядь с приметою, //
Не то свекровь обидится;
Пошли порядки старые! // Последышу-то нашему, // Как на беду, приказаны // Прогулки. Что ни день, // Через деревню катится // Рессорная колясочка: //
Вставай! картуз долой! // Бог весть с чего накинется, // Бранит, корит; с угрозою // Подступит — ты молчи! // Увидит в поле пахаря // И за его же полосу // Облает: и лентяи-то, // И лежебоки мы! // А полоса сработана, // Как никогда на барина //
Не работал мужик, // Да невдомек Последышу, // Что уж давно
не барская, // А наша полоса!