О жене его почти сказать нечего:
звали ее Каллиопой Карловной; из левого ее глаза сочилась слезинка, в силу чего Каллиопа Карловна (притом же она была немецкого происхождения) сама считала себя за чувствительную женщину; она постоянно чего-то все боялась, словно не доела, и носила узкие бархатные платья, ток и тусклые дутые браслеты.
Он без шума вышел из дома, велел сказать Варваре Павловне, которая еще спала, что он вернется к обеду, и большими шагами направился туда, куда
звал его однообразно печальный звон.
Неточные совпадения
Первую из них
звали Марьей Дмитриевной Калитиной.
— Узнаю вас в этом вопросе! Вы никак не можете сидеть сложа руки. Что ж, если хотите, давайте рисовать, пока еще не совсем стемнело. Авось другая муза — муза рисования, как, бишь, ее
звали? позабыл… будет ко мне благосклоннее. Где ваш альбом? Помнится, там мой пейзаж не кончен.
— Ведь вас, кажется,
зовут Елизавета? — промолвил Лаврецкий, взбираясь по ступеням крыльца.
Он узнал от него, что красавицу
звали Варварой Павловной Коробьиной; что старик и старуха, сидевшие с ней в ложе, были отец ее и мать и что сам он, Михалевич, познакомился с ними год тому назад, во время своего пребывания в подмосковной на «кондиции» у графа Н.
Он состоял из пяти существ, почти одинаково близких ее сердцу: из толстозобого ученого снегиря, которого она полюбила за то, что он перестал свистать и таскать воду, маленькой, очень пугливой и смирной собачонки Роски, сердитого кота Матроса, черномазой вертлявой девочки лет девяти, с огромными глазами и вострым носиком, которую
звали Шурочкой, и пожилой женщины лет пятидесяти пяти, в белом чепце и коричневой кургузой кацавейке на темном платье, по имени Настасьи Карповны Огарковой.
— Здравствуй, здравствуй, брат, — проговорил Лаврецкий, — тебя, кажется, Антоном
зовут? Ты жив еще?
Он решительно не помнил, как ее
звали, не помнил даже, видел ли ее когда-нибудь; оказалось, что ее
звали Апраксеей; лет сорок тому назад та же Глафира Петровна сослала ее с барского двора и велела ей быть птичницей; впрочем, она говорила мало, словно из ума выжила, а глядела подобострастно.
Раз я им в саду встрелся, — так даже поджилки затряслись; однако они ничего, только спросили, как
зовут, и в свои покои за носовым платком послали.
— А правда ли, — перебивал его Лаврецкий, — ее старой колотовкой
звали?
— Да ведь кто
звал! — возражал с неудовольствием Антон.
Она надеялась, что он тотчас же уедет; но он пошел в кабинет к Марье Дмитриевне и около часа просидел у ней. Уходя, он сказал Лизе: «Votre mére vous appelle; adieu à jamais…» [Ваша мать вас
зовет, прощайте навсегда… (фр.).] — сел на лошадь и от самого крыльца поскакал во всю прыть. Лиза вошла к Марье Дмитриевне и застала ее в слезах. Паншин сообщил ей свое несчастие.
— Да книжку, боже мой! Я тебя, впрочем, не
звала… Ну, все равно. Что вы там внизу делаете? Вот и Федор Иваныч приехал. Что твоя голова?
— Лизочка, мне кажется, тебя мать
зовет, — промолвила старушка.
Стародум. Оставя его, поехал я немедленно, куда
звала меня должность. Многие случаи имел я отличать себя. Раны мои доказывают, что я их и не пропускал. Доброе мнение обо мне начальников и войска было лестною наградою службы моей, как вдруг получил я известие, что граф, прежний мой знакомец, о котором я гнушался вспоминать, произведен чином, а обойден я, я, лежавший тогда от ран в тяжкой болезни. Такое неправосудие растерзало мое сердце, и я тотчас взял отставку.
— Пустое, будто я не знаю, что ты куряка. Эй! как, бишь,
зовут твоего человека? Эй, Вахрамей, послушай!
На грудь кладет тихонько руку // И падает. Туманный взор // Изображает смерть, не муку. // Так медленно по скату гор, // На солнце искрами блистая, // Спадает глыба снеговая. // Мгновенным холодом облит, // Онегин к юноше спешит, // Глядит,
зовет его… напрасно: // Его уж нет. Младой певец // Нашел безвременный конец! // Дохнула буря, цвет прекрасный // Увял на утренней заре, // Потух огонь на алтаре!..
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Послушай, как тебя
зовут?
Артемий Филиппович. То есть не изволите ли вы спрашивать, как их
зовут?
Хлестаков. Да, как их
зовут?
Городничий. Ну, уж вы — женщины! Все кончено, одного этого слова достаточно! Вам всё — финтирлюшки! Вдруг брякнут ни из того ни из другого словцо. Вас посекут, да и только, а мужа и поминай как
звали. Ты, душа моя, обращалась с ним так свободно, как будто с каким-нибудь Добчинским.
Пришел в село Усолово: // Корит мирян безбожием, //
Зовет в леса дремучие // Спасаться.