Уже ее в тот самый час // Кончалось долгое страданье: // Чела мгновенный пламень гас, // Слабело
тяжкое дыханье, // Огромный закатился взор, // И вскоре князь и Черномор // Узрели смерти содроганье…
Вогнутым полукругом стоит тяжелое мраморное здание вокзала, раскинув свои крылья, точно желая обнять людей. Из порта доносится
тяжкое дыхание пароходов, глухая работа винта в воде, звон цепей, свистки и крики — на площади тихо, душно в всё облито жарким солнцем. На балконах и в окнах домов — женщины, с цветами в руках, празднично одетые фигурки детей, точно цветы.
Неточные совпадения
Тяжкий, каменный, как судьба, Благодетель обошел Машину кругом, положил на рычаг огромную руку… Ни шороха, ни
дыхания: все глаза — на этой руке. Какой это, должно быть, огненный, захватывающий вихрь — быть орудием, быть равнодействующей сотен тысяч вольт. Какой великий удел!
Ноющая тоска,
тяжкое предчувствие, овладевшее им в то время еще, как он выходил из избы, давили ему грудь и стесняли
дыхание: точно камень привешивался к сердцу и задерживал его движение.
Ветер затих. Густые облака дыма не крутились уже в воздухе. Как
тяжкие свинцовые глыбы, они висели над кровлями догорающих домов. Смрадный, удушливый воздух захватывал
дыхание: ничто не одушевляло безжизненных небес Москвы. Над дымящимися развалинами Охотного ряда не кружились резвые голуби, и только в вышине, под самыми облаками, плавали стаи черных коршунов.
Теперь лишь жить он начинает! // Исчез бича всегдашний страх! // Как немощию удрученный, // Весны
дыханьем облегченный, // Усмешку кажет на устах, // Усмешкою так растворилось // Угрюмо ратая чело, // Так радостию оживилось // В нем сердце. — // Миновалось зло, // Которо
тяжкою судьбою // Веками видел над главою: // Свободный хлебопашец он, // Свободен в ремесле полезном, // И сын в отечестве любезном: // Его под кров приял закон.
Ему что-то нездоровилось:
дыхание было горячее и
тяжкое, ослабели ноги, тянуло к питью.