Неточные совпадения
Правда, у нас были и несчастные, навеки изуродованные барышнями «Sonate Pathétique» [«Патетическая
соната» (фр.).] и Cis-moll-ная
сонаты Бетховена, которые, в воспоминание maman,
играла Любочка, и еще другие хорошие вещи, которые ей задал ее московский учитель, но были и сочинения этого учителя, нелепейшие марши и галопы, которые тоже
играла Любочка.
Вследствие этого, вообразив себе, что классическая музыка легче, и отчасти для оригинальности, я решил вдруг, что я люблю ученую немецкую музыку, стал приходить в восторг, когда Любочка
играла «Sonate Pathétique», несмотря на то, что по правде сказать, эта
соната давно уже опротивела мне до крайности, сам стал
играть Бетховена и выговаривать Бееетховен.
Знаю, что с самого того вечера, когда он вошел в гостиную (я сидела за фортепиано и
играла сонату Вебера), — когда он вошел, красивый и стройный, в бархатном тулупчике и валенках, как был, прямо с мороза, и, встряхнув заиндевевшею собольею шапкой, прежде чем поздоровался с отцом, быстро глянул на меня и удивился, — знаю я, что с того вечера я уже не могла забыть его, не могла забыть это молодое доброе лицо.
Неточные совпадения
Maman
играла второй концерт Фильда — своего учителя. Я дремал, и в моем воображении возникали какие-то легкие, светлые и прозрачные воспоминания. Она заиграла патетическую
сонату Бетховена, и я вспоминал что-то грустное, тяжелое и мрачное. Maman часто
играла эти две пьесы; поэтому я очень хорошо помню чувство, которое они во мне возбуждали. Чувство это было похоже на воспоминание; но воспоминание чего? казалось, что вспоминаешь то, чего никогда не было.
Аркадия в особенности поразила последняя часть
сонаты, та часть, в которой, посреди пленительной веселости беспечного напева, внезапно возникают порывы такой горестной, почти трагической скорби… Но мысли, возбужденные в нем звуками Моцарта, относились не к Кате. Глядя на нее, он только подумал: «А ведь недурно
играет эта барышня, и сама она недурна».
Катя достала це-мольную сонату-фантазию Моцарта. Она
играла очень хорошо, хотя немного строго и сухо. Не отводя глаз от нот и крепко стиснув губы, сидела она неподвижно и прямо, и только к концу
сонаты лицо ее разгорелось и маленькая прядь развившихся волос упала на темную бровь.
— Все собрались, тут пели,
играли другие, а его нет; maman два раза спрашивала, что ж я,
сыграю ли
сонату? Я отговаривалась, как могла, наконец она приказала
играть: j’avais le coeur gros [на сердце у меня было тяжело (фр.).] — и села за фортепиано. Я думаю, я была бледна; но только я
сыграла интродукцию, как вижу в зеркале — Ельнин стоит сзади меня… Мне потом сказали, что будто я вспыхнула: я думаю, это неправда, — стыдливо прибавила она. — Я просто рада была, потому что он понимал музыку…
Паншин громко и решительно взял первые аккорды
сонаты (он
играл вторую руку), но Лиза не начинала своей партии. Он остановился и посмотрел на нее. Глаза Лизы, прямо на него устремленные, выражали неудовольствие; губы ее не улыбались, все лицо было строго, почти печально.