Неточные совпадения
До какой степени мало известно всё
то, что относится к вопросу непротивления, видно из
того, что Гаррисон-сын, написавший превосходную, в 4-х больших
томах, биографию своего отца, этот Гаррисон-сын на вопрос мой о
том, существует ли теперь общество непротивления и есть ли последователи его, отвечал мне, что, сколько ему известно, общество это распалось и последователей этого учения не существует, тогда как в
то время, когда он писал мне, жил в Массачусете, в Hopedale, Адин Баллу, участвовавший в трудах отца Гаррисона и посвятивший 50 лет жизни на
проповедь устно и печатно учения непротивления.
В хвалебном некрологе этом пишется о
том, что Баллу был духовным руководителем общины, что он произнес от 8 до 9 тысяч
проповедей, женил 1000 пар и написал около 500 статей, но ни одного слова не сказано о
той цели, которой он посвятил свою жизнь, не сказано даже и слова: «непротивление».
В книге моей я обвиняю церковных учителей в
том, что они учат противно заповедям Христа, ясно и определенно выраженным в нагорной
проповеди, и особенно противно заповеди о непротивлении злу и лишают этим учение Христа всего его значения.
Церковные учители признают нагорную
проповедь с заповедью о непротивлении злу насилием божественным откровением и потому, если они уже раз нашли нужным писать о моей книге,
то, казалось бы, им необходимо было прежде всего ответить на этот главный пункт обвинения и прямо высказать, признают или не признают они обязательным для христианина учение нагорной
проповеди и заповедь о непротивлении злу насилием, и отвечать не так, как это обыкновенно делается, т. е. сказать, что хотя, с одной стороны, нельзя собственно отрицать, но, с другой стороны, опять-таки нельзя утверждать,
тем более, что и т. д., а ответить так же, как поставлен вопрос в моей книге: действительно ли Христос требовал от своих учеников исполнения
того, чему он учил в нагорной
проповеди, и потому может или не может христианин, оставаясь христианином, идти в суд, участвуя в нем, осуждая людей или ища в нем защиты силой, может или не может христианин, оставаясь христианином, участвовать в управлении, употребляя насилие против своих ближних и самый главный, всем предстоящий теперь с общей воинской повинностью, вопрос — может или не может христианин, оставаясь христианином, противно прямому указанию Христа обещаться в будущих поступках, прямо противных учению, и, участвуя в военной службе, готовиться к убийству людей или совершать их?
Такое же впечатление производят статьи не одного Фаррара, но все
те торжественные
проповеди, статьи и книги, которые появляются со всех сторон, как только где-нибудь проглянет истина, обличающая царствующую ложь. Тотчас же начинаются длинные, умные, изящные, торжественные разговоры или писания о вопросах, близко касающихся предмета с искусным умолчанием о самом предмете.
Всем русским критикам всё значение
проповеди Христа представлялось только в
том, что она как будто им назло мешает известной деятельности, направленной против
того, что ими в данную минуту считается злом, так что выходило, что на принцип непротивления злу насилием нападали два противоположные лагеря: консерваторы потому, что этот принцип препятствовал их деятельности противления злу, производимому революционерами, их преследованиям и казням; революционеры же потому, что этот принцип препятствовал противлению злу, производимому консерваторами и их ниспровержению.
Иностранные светские критики тонким манером, не оскорбляя меня, старались дать почувствовать, что суждения мои о
том, что человечество может руководиться таким наивным учением, как нагорная
проповедь, происходит отчасти от моего невежества, незнания истории, незнания всех
тех тщетных попыток осуществления в жизни принципов нагорной
проповеди, которые были делаемы в истории и ни к чему не привели, отчасти от непонимания всего значения
той высокой культуры, на которой со своими крупповскими пушками, бездымным порохом, колонизацией Африки, управлением Ирландии, парламентом, журналистикой, стачками, конституцией и Эйфелевой башней стоит теперь европейское человечество.
Послушаешь и почитаешь статьи и
проповеди, в которых церковные писатели нового времени всех исповеданий говорят о христианских истинах и добродетелях, послушаешь и почитаешь эти веками выработанные искусные рассуждения, увещания, исповедания, иногда как будто похожие на искренние, и готов усомниться в
том, чтобы церкви могли быть враждебны христианству: «не может же быть
того, чтобы эти люди, выставившие таких людей, как Златоусты, Фенелоны, Ботлеры, и других проповедников христианства, были враждебны ему».
Нагорная
проповедь или символ веры: нельзя верить
тому и другому.
И церковники выбрали последнее: символ веры учится и читается, как молитва и в церквах, а нагорная
проповедь исключена даже из чтений евангельских в церквах, так что в церквах никогда, кроме как в
те дни, когда читается всё Евангелие, прихожане не услышат ее.
Человек, верующий в боговдохновенность Ветхого Завета и святость Давида, завещающего на смертном одре убийство старика, оскорбившего его и которого он сам не мог убить, так как был связан клятвою (3-я Книга Царей, глава 2, стих 8), и
тому подобные мерзости, которыми полон Ветхий Завет, не может верить в нравственный закон Христа; человек, верующий в учение и
проповеди церкви о совместимости с христианством казней, войн, не может уже верить в братство всех людей.
Деятельность русской церкви, несмотря на весь
тот внешний лоск современности, учености, духовности, который ее члены теперь начинают принимать в своих сочинениях, статьях, в духовных журналах и
проповедях, состоит только в
том, чтобы не только держать народ в
том состоянии грубого и дикого идолопоклонства, в котором он находился, но еще усиливать и распространять суеверие и религиозное невежество, вытесняя из народа живущее в нем рядом с идолопоклонством жизненное понимание христианства.
Разве что-либо другое делало и делает католичество с своим запретом чтения Евангелия и с своим требованием нерассуждающей покорности церковным руководителям и непогрешимому папе? Разве что-либо другое, чем русская церковь, проповедует католичество?
Тот же внешний культ,
те же мощи, чудеса и статуи, чудодейственные Notre-Dames и процессии.
Те же возвышенно туманные суждения о христианстве в книгах и
проповедях, а когда дойдет до дела,
то поддерживание самого грубого идолопоклонства.
Но, это нас поражает только потому, что это новые приемы; разве старые приемы храмов с особенным освещением, с золотом, блеском, свечами, хорами, органом, колоколами, ризами, плаксивыми
проповедями и т. п. не
то же самое?
Перед церквами стоит дилемма: нагорная
проповедь или Никейский символ — одно исключает другое: если человек искренно поверит в нагорную
проповедь, Никейский символ неизбежно потеряет для него смысл и значение и вместе с ним церковь и ее представители; если же человек поверит в Никейский символ, т. е. в церковь, т. е. в
тех, которые называют себя представителями ее,
то нагорная
проповедь станет для него излишняя.
Они не верят
тому, что Христос хотел сказать
то, что сказал: или им кажется, что он по увлечению, по неразумию, по неразвитости своей говорил
то, что говорил в нагорной
проповеди и других местах.
Заповеди же христианские (заповедь любви не есть заповедь в тесном смысле слова, а выражение самой сущности учения), пять заповедей нагорной
проповеди — все отрицательные и показывают только
то, чего на известной степени развития человечества люди могут уже не делать.
В нагорной
проповеди выражены Христом и вечный идеал, к которому свойственно стремиться людям, и
та степень его достижения, которая уже может быть в наше время достигнута людьми.
А между
тем я прожил длинную жизнь и едва ли полдюжину раз слышал от наших пастырей
проповедь всеобщего мира.
Преподав в нагорной
проповеди то учение, которое должно руководить жизнью людей, Христос сказал: «И так всякого, кто слушает слова мои сии и исполняет их, уподоблю мужу благоразумному, который построил дом свой на камне; и пошел дождь, и разлились реки, и подули ветры, и устремились на дом
тот; и он не упал, потому что основан был на камне.
Религиозное суеверие поощряется устройством на собранные с народа средства храмов, процессий, памятников, празднеств с помощью живописи, архитектуры, музыки, благовоний, одуряющих народ, и, главное, содержанием так называемого духовенства, обязанность которого состоит в
том, чтобы своими представлениями, пафосом служб,
проповедей, своим вмешательством в частную жизнь людей — при родах, при браках, при смертях — отуманивать людей и держать их в постоянном состоянии одурения.
Посмотрите на частную жизнь отдельных людей, прислушайтесь к
тем оценкам поступков, которые люди делают, судя друг о друге, послушайте не только публичные
проповеди и речи, но
те наставления, которые дают родители и воспитатели своим воспитанникам, и вы увидите, что, как ни далека государственная, общественная, связанная насилием жизнь людей от осуществления христианских истин в частной жизни, хорошими всеми и для всех без исключения и бесспорно считаются только христианские добродетели; дурными всеми и для всех без исключения и бесспорно считаются антихристианские пороки.
Духовные лица проповедуют терпимость, иногда даже отрицание насилия, и более образованные из них стараются в своих
проповедях обходить
ту самую ложь, которая составляет весь смысл их положения и которую они призваны проповедовать.
Неточные совпадения
Трудись! Кому вы вздумали // Читать такую
проповедь! // Я не крестьянин-лапотник — // Я Божиею милостью // Российский дворянин! // Россия — не неметчина, // Нам чувства деликатные, // Нам гордость внушена! // Сословья благородные // У нас труду не учатся. // У нас чиновник плохонький, // И
тот полов не выметет, // Не станет печь топить… // Скажу я вам, не хвастая, // Живу почти безвыездно // В деревне сорок лет, // А от ржаного колоса // Не отличу ячменного. // А мне поют: «Трудись!»
Как бы
то ни было, но Беневоленский настолько огорчился отказом, что удалился в дом купчихи Распоповой (которую уважал за искусство печь пироги с начинкой) и, чтобы дать исход пожиравшей его жажде умственной деятельности, с упоением предался сочинению
проповедей. Целый месяц во всех городских церквах читали попы эти мастерские
проповеди, и целый месяц вздыхали глуповцы, слушая их, — так чувствительно они были написаны! Сам градоначальник учил попов, как произносить их.
«Онегин, я тогда моложе, // Я лучше, кажется, была, // И я любила вас; и что же? // Что в сердце вашем я нашла? // Какой ответ? одну суровость. // Не правда ль? Вам была не новость // Смиренной девочки любовь? // И нынче — Боже! — стынет кровь, // Как только вспомню взгляд холодный // И эту
проповедь… Но вас // Я не виню: в
тот страшный час // Вы поступили благородно, // Вы были правы предо мной. // Я благодарна всей душой…
Проповеди Бурдалу переведены на русский язык в начале XIX века.] намекая
тем не на известного французского проповедника, а на бурду.
«Мы — искренние демократы, это доказано нашей долголетней, неутомимой борьбой против абсолютизма, доказано культурной работой нашей. Мы — против замаскированной
проповеди анархии, против безумия «прыжков из царства необходимости в царство свободы», мы — за культурную эволюцию! И как можно, не впадая в непримиримое противоречие, отрицать свободу воли и в
то же время учить темных людей — прыгайте!»