Неточные совпадения
Я очень мало знал, как и все мы, о
том, что делалось и
было проповедуемо и писано в прежнее время по вопросу о непротивлении злу.
Я знал
то, что
было высказано об этом предмете у отцов церкви — Оригена, Тертуллиана и других, — знал и о
том, что существовали и существуют некоторые, так называемые, секты менонитов, гернгутеров, квакеров, которые не допускают для христианина употребления оружия и не идут в военную службу; но что
было сделано этими, так называемыми, сектами для разъяснения этого вопроса,
было мне мало известно.
Прежде скажу о
тех сведениях, которые я получил об истории вопроса о непротивлении злу; потом о
тех суждениях об этом вопросе, которые
были высказаны как духовными, т. е. исповедующими христианскую религию, критиками, так и светскими, т. е. не исповедующими христианскую религию; и, наконец,
те выводы, к которым я
был приведен и
теми и другими, и историческими событиями последнего времени.
Из этих присланных мне ими журналов, брошюр и книг я узнал, до какой степени уже много лет
тому назад ими неопровержимо
была доказана для христианина обязанность выполнения заповеди о непротивлении злу насилием и
была обличена неправильность церковного учения, допускающего казни и войны.
Сын Вильяма Ллойда Гаррисона, знаменитого борца за свободу негров, писал мне, что, прочтя мою книгу, в которой он нашел мысли, сходные с
теми, которые
были выражены его отцом в 1838 году, он, полагая, что мне
будет интересно узнать это, присылает мне составленную его отцом почти 50 лет
тому назад декларацию или провозглашение непротивления — «Non-resistance».
Если правительство не должно оказывать сопротивления чужестранным завоевателям, имеющим целью опустошать наше отечество и избивать наших сограждан,
то точно так же не должно
быть оказываемо сопротивление силою отдельным лицам, нарушающим общественное спокойствие и грозящим частной безопасности.
Никто не решится утверждать
того, чтобы власти, существующие в какой бы
то ни
было стране, действовали по отношению к своим врагам в духе учения и по примеру Христа.
Мы верим в
то, что уголовный закон Ветхого Завета: око за око, зуб за зуб — отменен Иисусом Христом и что по Новому Завету всем его последователям проповедуется прощение врагам вместо мщения, во всех случаях без исключения. Вымогать же насилием деньги, запирать в тюрьму, ссылать или казнить, очевидно, не
есть прощение обид, а мщение.
История человечества наполнена доказательствами
того, что физическое насилие не содействует нравственному возрождению, и что греховные наклонности человека могут
быть подавлены лишь любовью, что зло может
быть уничтожено только добром, что не должно надеяться на силу руки, чтоб защищать себя от зла, что настоящая безопасность для людей находится в доброте, долготерпении и милосердии, что лишь кроткие наследуют землю, а поднявшие меч от меча погибнут.
И поэтому, как для
того, чтобы вернее обеспечить жизнь, собственность, свободу, общественное спокойствие и частное благо людей, так и для
того, чтобы исполнить волю
того, кто
есть царь царствующих и господь господствующих, мы от всей души принимаем основное учение непротивления злу злом, твердо веруя, что это учение, отвечая всем возможным случайностям и выражая волю бога, в конце концов должно восторжествовать над всеми злыми силами.
Намереваясь без сопротивления переносить все направленные на нас нападения, мы, между
тем, с своей стороны, намерены не переставая нападать на зло мира, где бы оно ни
было, вверху или внизу, в области политической, административной или религиозной, стремясь всеми возможными для нас средствами к осуществлению
того, чтобы царства земные слились в одно царство господа нашего Иисуса Христа.
Мы считаем несомненной истиной
то, что всё
то, что противно Евангелию и духу его и потому подлежит уничтожению, должно
быть сейчас же уничтожаемо.
Мы не
будем удивляться
тем испытаниям, которым мы подвергнемся, а
будем радоваться
тому, что удостоимся разделить страдания Христа.
Общество и журнал просуществовали недолго: большинство сотрудников Гаррисона по делу освобождения рабов, опасаясь
того, чтобы слишком радикальные требования, выраженные в журнале «Непротивляющемся», не оттолкнули людей от практического дела освобождения негров, — большинство сотрудников отказалось от исповедания принципа непротивления, как он
был выражен в провозглашении, и общество и журнал прекратили свое существование.
До какой степени мало известно всё
то, что относится к вопросу непротивления, видно из
того, что Гаррисон-сын, написавший превосходную, в 4-х больших
томах, биографию своего отца, этот Гаррисон-сын на вопрос мой о
том, существует ли теперь общество непротивления и
есть ли последователи его, отвечал мне, что, сколько ему известно, общество это распалось и последователей этого учения не существует, тогда как в
то время, когда он писал мне, жил в Массачусете, в Hopedale, Адин Баллу, участвовавший в трудах отца Гаррисона и посвятивший 50 лет жизни на проповедь устно и печатно учения непротивления.
Но я гражданин демократической республики Соединенных Штатов, которой я присягал в верности в
том, что я
буду поддерживать конституцию моей страны, если нужно жертвою жизни.
Конституция Соединенных Штатов требует от меня, чтобы я делал двум миллионам рабов (тогда
были рабы, теперь на место их смело можно поставить рабочих) как раз обратное
тому, что бы я хотел, чтобы мне делали, т. е. содействовал бы
тому, чтобы держать их в
том рабстве, в котором они находятся.
«Кто ударит человека так, что
тот умрет, да
будет предан смерти. А если
будет вред,
то отдай душу за душу, глаз за глаз, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу, обожжение за обожжение, рану за рану, ушиб за ушиб». Исх. XXI, 12, 23, 25.
«Кто убьет какого-либо человека,
тот предан
будет смерти». «А кто сделает повреждение ближнему своему,
тому должно сделать
то же, что он сделал». «Перелом за перелом, око за око, зуб за зуб». Лев. XXIV, 17, 19, 20.
«А судьи должны хорошо исследовать, и если свидетель
тот есть свидетель ложный, ложно донес на брата своего,
то поступайте с ним так, как он умышлял поступить с братом своим. Да не пощадит его глас твой: душу за душу, око за око, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу». Второз. XIX, 18, 21.
То, что
было позволено, запрещается.
Вопр. — Может ли он войти с жалобой в суд с
той целью, чтобы его обидчик
был наказан?
— Если бы так поступал даже только один человек, а все остальные согласились распять его,
то не более ли славно
было бы ему умереть в торжестве непротивляющейся любви, молясь за врагов своих, чем жить, нося корону Цезаря, обрызганную кровью убитых?
Таким образом, если бы все соблюдали заповедь непротивления,
то, очевидно, не
было бы ни обиды, ни злодейства.
Если бы таких
было большинство,
то они установили бы управление любви и доброжелательства даже над обижающими, никогда не противясь злу злом, никогда не употребляя насилия.
Если бы таких людей
было довольно многочисленное меньшинство,
то они произвели бы такое исправительное нравственное действие на общество, что всякое жестокое наказание
было бы отменено, а насилие и вражда заменились бы миром и любовью.
Если бы их
было только малое меньшинство,
то оно редко испытало бы что-нибудь худшее, чем презрение мира, а мир между
тем, сам
того не чувствуя и не
будучи за
то благодарен, постоянно становился бы мудрее и лучше от этого тайного воздействия.
И если бы в самом худшем случае некоторые из членов меньшинства
были бы гонимы до смерти,
то эти погибшие за правду оставили бы по себе свое учение, уже освященное их мученической кровью.
Так, одна глава его сочинения трактует о непротивлении злу в исключительных случаях, в которой он признает, что если бы
были случаи, в которых невозможно применение непротивления злу,
то это доказывало бы, что правило это вообще несостоятельно.
Всё это я говорю для
того, чтобы показать
тот несомненный интерес, который должны бы иметь такие сочинения для людей, исповедующих христианство, и что потому, казалось бы, деятельность Баллу должна бы
была быть известной, и мысли, выраженные им, должны бы
быть или признаны, или опровергнуты; но ничего подобного не
было.
Деятельность Гаррисона-отца с его основанием общества непротивляющихся и декларация еще более, чем сношения мои с квакерами, убеждали меня в
том, что отступление государственного христианства от закона Христа о непротивлении насилием
есть дело, давно замеченное и указанное и для обличения которого работали и не перестают работать люди.
В хвалебном некрологе этом пишется о
том, что Баллу
был духовным руководителем общины, что он произнес от 8 до 9 тысяч проповедей, женил 1000 пар и написал около 500 статей, но ни одного слова не сказано о
той цели, которой он посвятил свою жизнь, не сказано даже и слова: «непротивление».
«Сеть веры»
есть учение Христово, которое должно извлекать человека из темной глубины житейского моря и его неправд. Истинная вера состоит в
том, чтобы верить божьим словам; но теперь пришло такое время, что люди истинную веру принимают за ересь, и поэтому разум должен указать, в чем состоит истинная вера, если кто этого не знает.
Тьма закрыла ее от людей, и они не узнают истинного закона Христа.
Узнав, таким образом, сущность учения Хельчицкого, я с
тем большим нетерпением ожидал появления «Сети веры» в журнале Академии. Но прошел год, два, три — книга не появлялась. Только в 1888 году я узнал, что начатое печатание книги приостановилось. Я достал корректурные листы
того, что
было отпечатано, и прочел книгу. Книга во всех отношениях удивительная.
Основная мысль Хельчицкого
та, что христианство, соединившись с властью при Константине и продолжая развиваться в этих условиях, совершенно извратилось и перестало
быть христианством.
Но, кроме
того, что она интересна, как ни смотреть на нее, книга эта
есть одно из замечательнейших произведений мысли и по глубине содержания, и по удивительной силе и красоте народного языка, и по древности. А между
тем книга эта остается, вот уже более четырех веков, ненапечатанной и продолжает
быть неизвестной, за исключением ученых специалистов.
«
Есть некоторые люди, которые без всякого определенного рассуждения прямо почему-то заключают, что ответственность за государственные меры ложится только на
тех, которые распоряжаются, или что правительство и цари решают вопросы о
том, что хорошо или дурно для подданных, и что подданные обязаны только повиноваться.
И не одними словами, но и страданиями, если
то будет нужно.
До сих пор эта религиозная причина
была уважаема правительством, и
те, которые выставляли ее,
были освобождаемы от службы.
Все люди равны, и государь
тот же человек, как и мы; зачем мы
будем ему подати платить, зачем я
буду подвергать свою жизнь опасности, чтобы убить на войне человека, мне не сделавшего никакого зла?
Везде повторяется одно и
то же. Не только правительство, но и большинство либеральных, свободно мыслящих людей, как бы сговорившись, старательно отворачиваются от всего
того, что говорилось, писалось, делалось и делается людьми для обличения несовместимости насилия в самой ужасной, грубой и яркой его форме — в форме солдатства, т. е. готовности убийства кого бы
то ни
было, — с учением не только христианства, но хотя бы гуманности, которое общество будто бы исповедует.
Церковные учители признают нагорную проповедь с заповедью о непротивлении злу насилием божественным откровением и потому, если они уже раз нашли нужным писать о моей книге,
то, казалось бы, им необходимо
было прежде всего ответить на этот главный пункт обвинения и прямо высказать, признают или не признают они обязательным для христианина учение нагорной проповеди и заповедь о непротивлении злу насилием, и отвечать не так, как это обыкновенно делается, т. е. сказать, что хотя, с одной стороны, нельзя собственно отрицать, но, с другой стороны, опять-таки нельзя утверждать,
тем более, что и т. д., а ответить так же, как поставлен вопрос в моей книге: действительно ли Христос требовал от своих учеников исполнения
того, чему он учил в нагорной проповеди, и потому может или не может христианин, оставаясь христианином, идти в суд, участвуя в нем, осуждая людей или ища в нем защиты силой, может или не может христианин, оставаясь христианином, участвовать в управлении, употребляя насилие против своих ближних и самый главный, всем предстоящий теперь с общей воинской повинностью, вопрос — может или не может христианин, оставаясь христианином, противно прямому указанию Христа обещаться в будущих поступках, прямо противных учению, и, участвуя в военной службе, готовиться к убийству людей или совершать их?
Вопросы поставлены ясно и прямо, и, казалось, надобно ясно и прямо ответить на них. Но во всех критиках на мою книгу ничего подобного не
было сделано, точно так же как не
было сделано и по отношению всех
тех обличений церковных учителей в отступлении их от закона Христа, которыми со времен Константина полна история.
Очень много
было говорено по случаю моей книги о
том, как я неправильно толкую
те и другие места Евангелия, о
том, как я заблуждаюсь, не признавая троицы, искупления и бессмертия души; говорено
было очень многое, но только не
то одно, что для всякого христианина составляет главный, существенный вопрос жизни: как соединить ясно выраженное в словах учителя и в сердце каждого из нас учение о прощении, смирении, отречении и любви ко всем: к ближним и к врагам, с требованием военного насилия над людьми своего или чужого народа.
Этого рода утверждения исходят большею частью от людей, находящихся на высоких ступенях правительственной или духовной иерархии и вследствие этого совершенно уверенных, что на их утверждения возражать никто не посмеет, а если кто и
будет возражать,
то они не услышат этих возражений.
Приводятся все
те слова Христа, которые можно перетолковать как оправдание жестокости: изгнание из храма, «Отраднее
будет земле содомской, чем городу этому» и т. п.
Опровергать такое утверждение бесполезно потому, что люди, утверждающие это, сами себя опровергают или, скорее, отвергают себя от Христа, выдумывая своего Христа и свое христианство вместо
того, во имя которого и существует и церковь и
то положение, которое они в ней занимают. Если бы все люди знали, что церковь проповедует Христа казнящего и не прощающего и воюющего,
то никто бы не верил в эту церковь и некому
было бы доказывать
то, что она доказывает.
Второй способ, несколько менее грубый, состоит в
том, чтобы утверждать, что хотя действительно Христос учил подставлять щеку и отдавать кафтан и что это очень высокое нравственное требование, но… что
есть на свете злодеи, и если не усмирять силой этих злодеев,
то погибнет весь мир и погибнут добрые. Довод этот я нашел в первый раз у Иоанна Златоуста и выставляю несправедливость его в книге «В чем моя вера?».
Довод этот неоснователен потому, что если мы позволим себе признать каких-либо людей злодеями особенными (ракà),
то, во-первых, мы этим уничтожаем весь смысл христианского учения, по которому все мы равны и братья как сыны одного отца небесного; во-вторых, потому, что если бы и
было разрешено богом употреблять насилие против злодеев,
то так как никак нельзя найти
того верного и несомненного определения, по которому можно наверное узнать злодея от незлодея,
то каждый человек или общество людей стало бы признавать взаимно друг друга злодеями, что и
есть теперь; в-третьих, потому, что если бы и
было возможно несомненно узнавать злодеев от незлодеев,
то и тогда нельзя бы
было в христианском обществе казнить или калечить, или запирать в тюрьмы этих злодеев, потому что в христианском обществе некому бы
было исполнять это, так как каждому христианину, как христианину, предписано не делать насилия над злодеем.
Третий способ ответов, еще более тонкий, чем предыдущий, состоит в утверждении
того, что хотя заповедь о непротивлении злу насилием и обязательна для христианина, когда зло направлено лично против него, она перестает
быть обязательной, когда зло направлено против ближних, и что тогда христианин не только не обязан исполнять заповеди, но обязан для защиты ближних противно заповеди употреблять насилие против насилующих.