Неточные совпадения
Но другой вопрос, о том, имеют ли право
отказаться от военной службы лица, не отказывающиеся
от выгод, даваемых насилием правительства, автор разбирает подробно и приходит к заключению, что христианин, следующий закону Христа, если он не идет на войну, не может точно так же принимать участия ни в каких правительственных распоряжениях: ни в
судах, ни в выборах, — не может точно так же и в личных делах прибегать к власти, полиции или
суду.
Вдруг самые разнообразные люди: каретники, профессора, купцы, мужики, дворяне, как бы сговорившись,
отказываются от этих обязанностей, и не по причинам, признаваемым законом, а потому, что самый
суд, по их убеждению, есть дело незаконное, нехристианское, которое не должно существовать.
Отказывающиеся
от общей присяги
отказываются потому, что обещаться в повиновении властям, т. е. людям, предающимся насилиям, противно смыслу христианского учения;
отказываются от присяги в
судах потому, что клятва прямо запрещена Евангелием.
Отказываются от участия в
суде, потому что считают всякий
суд исполнением закона мести, не совместимого с христианским законом прощения и любви.
Но что делать с людьми, которые не проповедуют ни революции, ни каких-либо особенных религиозных догматов, а только потому, что они не желают делать никому зла,
отказываются от присяги, уплаты податей, участия в
суде,
от военной службы,
от таких обязанностей, на которых зиждется всё устройство государства?
Хотя Порфирий Владимирыч и
отказался от суда над братом, но великодушие маменьки так поразило его, что он никак не решился скрыть от нее опасные последствия, которые влекла за собой сейчас высказанная мера.
Неточные совпадения
— Может быть, но — все-таки! Между прочим, он сказал, что правительство, наверное,
откажется от административных воздействий в пользу гласного
суда над политическими. «Тогда, говорит, оно получит возможность показать обществу, кто у нас играет роли мучеников за правду. А то, говорит, у нас слишком любят арестантов, униженных, оскорбленных и прочих, которые теперь обучаются, как надобно оскорбить и унизить культурный мир».
Оторвется ли руль: надежда спастись придает изумительное проворство, и делается фальшивый руль. Оказывается ли сильная пробоина, ее затягивают на первый случай просто парусом — и отверстие «засасывается» холстом и не пропускает воду, а между тем десятки рук изготовляют новые доски, и пробоина заколачивается. Наконец
судно отказывается от битвы, идет ко дну: люди бросаются в шлюпку и на этой скорлупке достигают ближайшего берега, иногда за тысячу миль.
— Видите ли, Ниловна, это вам тяжело будет слышать, но я все-таки скажу: я хорошо знаю Павла — из тюрьмы он не уйдет! Ему нужен
суд, ему нужно встать во весь рост, — он
от этого не
откажется. И не надо! Он уйдет из Сибири.
— Я
отказался от защиты, я ничего не буду говорить,
суд ваш считаю незаконным! Кто вы? Народ ли дал вам право судить нас? Нет, он не давал! Я вас не знаю!
— Ни гордости, ни притязательности во мне нет, а
от кляуз да сутяжничества я и подавно убегаю, — продолжал Очищенный, очевидно, поощренный лаской Глумова. — Ежели оскорбление мне нанесут —
от вознаграждения не
откажусь, а в
суд не пойду. Оттого все меня и любят. И у Дарьи Семеновны любили, и у Марцинкевича любили. Даже теперь: приду в квартал — сейчас дежурный помощник табаком потчует!