Неточные совпадения
«
Христианин, по учению самого бога,
может быть руководим в отношениях к людям только миролюбием, и потому не
может быть такого авторитета, который заставил бы
христианина действовать противно учению бога и главного свойства
христианина по отношению своих близких.
Христианин, по толкованию Хельчицкого, не только не
может быть начальником или солдатом, но не
может принимать никакого участия в управлении, не
может быть торговцем или даже землевладельцем, а
может быть только или ремесленником, или земледельцем.
Церковные учители признают нагорную проповедь с заповедью о непротивлении злу насилием божественным откровением и потому, если они уже раз нашли нужным писать о моей книге, то, казалось бы, им необходимо
было прежде всего ответить на этот главный пункт обвинения и прямо высказать, признают или не признают они обязательным для
христианина учение нагорной проповеди и заповедь о непротивлении злу насилием, и отвечать не так, как это обыкновенно делается, т. е. сказать, что хотя, с одной стороны, нельзя собственно отрицать, но, с другой стороны, опять-таки нельзя утверждать, тем более, что и т. д., а ответить так же, как поставлен вопрос в моей книге: действительно ли Христос требовал от своих учеников исполнения того, чему он учил в нагорной проповеди, и потому
может или не
может христианин, оставаясь
христианином, идти в суд, участвуя в нем, осуждая людей или ища в нем защиты силой,
может или не
может христианин, оставаясь
христианином, участвовать в управлении, употребляя насилие против своих ближних и самый главный, всем предстоящий теперь с общей воинской повинностью, вопрос —
может или не
может христианин, оставаясь
христианином, противно прямому указанию Христа обещаться в будущих поступках, прямо противных учению, и, участвуя в военной службе, готовиться к убийству людей или совершать их?
Предположение это ложно, потому что совершенство, указываемое
христианам, — бесконечно и никогда не
может быть достигнуто; и Христос дает свое учение, имея в виду то, что полное совершенство никогда не
будет достигнуто, но что стремление к полному, бесконечному совершенству постоянно
будет увеличивать благо людей и что благо это поэтому
может быть увеличиваемо до бесконечности.
И противоречия эти не происходят оттого, как это
может показаться, что люди притворяются
христианами, когда они язычники, а, напротив, оттого, что людям чего-то недостает или
есть какая-то сила, которая мешает им
быть тем, чем они уже чувствуют себя в своем сознании и чем они действительно хотят
быть.
Жалкий, ошалевший от власти, больной человек этот своими словами оскорбляет всё, что
может быть святого для человека нашего времени, и люди —
христиане, либералы, образованные люди нашего времени, все, не только не возмущаются на это оскорбление, но даже не замечают его.
Говорят об освобождении христианской церкви от государства, о даровании или недаровании свободы
христианам. В этих мыслях и выражениях
есть какое-то странное недоразумение. Свобода не
может быть дарована или отнята у
христианина или
христиан. Свобода
есть неотъемлемое свойство
христианина.
Если же говорится о даровании или отнятии свободы от
христиан, то, очевидно, говорится не о действительных
христианах, а о людях, только называющих себя
христианами.
Христианин не
может не
быть свободен потому, что достижение поставленной им для себя цели никем и ничем не
может быть воспрепятствовано или хотя бы задержано.
Христианин может подвергаться внешнему насилию,
может быть лишен телесной свободы,
может быть не свободен от своих страстей (делающий грех
есть раб греха), но не
может быть не свободен в том смысле, чтобы
быть принужденным какою-либо опасностью или какою-либо внешнею угрозою к совершению поступка, противного своему сознанию.
Он не
может быть принужден к этому потому, что составляющие могущественное орудие против людей общественного жизнепонимания, лишения и страдания, производимые насилием, не имеют для него никакой принудительной силы. Лишения и страдания, отнимающие у людей общественного жизнепонимания то благо, для которого они живут, не только не
могут нарушить блага
христианина, состоящего в сознании исполнения воли бога, но только
могут усилить его, когда они постигают его за исполнение этой воли.
И потому
христианин, подчиняясь одному внутреннему, божественному закону, не только не
может исполнять предписания внешнего закона, когда они не согласны с сознаваемым им божеским законом любви, как это бывает при правительственных требованиях, но не
может признавать и обязательства повиновения кому и чему бы то ни
было, не
может признавать того, что называется подданством.
Но тем-то и отличается христианское исповедание от языческого, что оно требует от человека не известных внешних отрицательных действий, а ставит его в иное, чем прежде, отношение к людям, из которого
могут вытекать самые разнообразные, не могущие
быть вперед определенными поступки, и потому
христианин не
может обещаться не только исполнять чью-либо другую волю, не зная, в чем
будут состоять требования этой воли, не
может повиноваться изменяющимся законам человеческим, но не
может и обещаться что-либо определенное делать в известное время или от чего-либо в известное время воздержаться, потому что он не
может знать, чего и в какое время потребует от него тот христианский закон любви, подчинение которому составляет смысл его жизни.
Если в прежнее время, во времена Рима, в Средние века, случалось, что
христианин, исповедуя свое учение, отказывался от участия в жертвах, от поклонения императорам, богам, или в Средние века от поклонения иконам, от признания папской власти, то отрицания эти, во-первых,
были случайны: человек
мог быть поставлен в необходимость исповедания своей веры и
мог прожить жизнь, не
будучи поставлен в эту необходимость.
А так как этого, если не никогда, то еще долго не
может быть, то, несмотря на попытки освобождения отдельных
христиан от государственной власти, власть эта для большинства людей должна
быть поддерживаема».
Казалось бы, очевидно, что человек, живущий так,
есть злое и эгоистическое существо и никак не
может считать себя
христианином или либеральным человеком.
Казалось бы, очевидно, что человек, вся деятельность которого основана на том, что на его же языке называется мошенничеством, если только эти же дела совершаются при других условиях, должен бы стыдиться своего положения и никак уже не
может, продолжая
быть купцом, выставлять себя
христианином или либеральным человеком.
Неточные совпадения
— Да уж это ты говорил. Дурно, Сережа, очень дурно. Если ты не стараешься узнать того, что нужнее всего для
христианина, — сказал отец вставая, — то что же
может занимать тебя? Я недоволен тобой, и Петр Игнатьич (это
был главный педагог) недоволен тобой… Я должен наказать тебя.
— Но, друг мой, не отдавайтесь этому чувству, о котором вы говорили — стыдиться того, что
есть высшая высота
христианина: кто унижает себя, тот возвысится. И благодарить меня вы не
можете. Надо благодарить Его и просить Его о помощи. В Нем одном мы найдем спокойствие, утешение, спасение и любовь, — сказала она и, подняв глаза к небу, начала молиться, как понял Алексей Александрович по ее молчанию.
— Да моя теория та: война, с одной стороны,
есть такое животное, жестокое и ужасное дело, что ни один человек, не говорю уже
христианин, не
может лично взять на свою ответственность начало войны, а
может только правительство, которое призвано к этому и приводится к войне неизбежно. С другой стороны, и по науке и по здравому смыслу, в государственных делах, в особенности в деле воины, граждане отрекаются от своей личной воли.
Коли я уж не
христианин, значит, я и не
могу от Христа отрекнуться, ибо не от чего тогда мне и отрекаться
будет.
Не
может же Господь Бог насильно взять татарина и говорить про него, что и он
был христианином?