Древесный лист лежал под снегом с осени, а между тем Аполлинарий
видел труп в чистом белом уборе с шитьем, и кровь из раны еще струилась…
Видит труп оцепенелый; // Прям, недвижим, посинелый, // Длинным саваном обвит. // Страшен милый прежде вид; // Впалы мертвые ланиты; // Мутен взор полуоткрытый; // Руки сложены крестом. // Вдруг привстал… манит перстом… // «Кончен путь: ко мне, Людмила; // Нам постель — темна могила; // За́вес — саван гробовой; // Сладко спать в земле сырой».
Неточные совпадения
— Что вы говорите! — вскрикнул он, когда княгиня сказала ему, что Вронский едет в этом поезде. На мгновение лицо Степана Аркадьича выразило грусть, но через минуту, когда, слегка подрагивая на каждой ноге и расправляя бакенбарды, он вошел в комнату, где был Вронский, Степан Аркадьич уже вполне забыл свои отчаянные рыдания над
трупом сестры и
видел в Вронском только героя и старого приятеля.
Облонский и Вронский оба
видели обезображенный
труп. Облонский, видимо, страдал. Он морщился и, казалось, готов был плакать.
— Щека разорвана, язык висит из раны. Я
видела не менее трехсот
трупов… Больше. Что же это, Самгин? Ведь не могли они сами себя…
— Меня эти вопросы не задевают, я смотрю с иной стороны и
вижу: природа — бессмысленная, злая свинья! Недавно я препарировал
труп женщины, умершей от родов, — голубчик мой, если б ты
видел, как она изорвана, искалечена! Подумай: рыба мечет икру, курица сносит яйцо безболезненно, а женщина родит в дьявольских муках. За что?
— Передавили друг друга. Страшная штука. Вы —
видели? Черт… Расползаются с поля люди и оставляют за собой
трупы. Заметили вы: пожарные едут с колоколами, едут и — звонят! Я говорю: «Подвязать надо, нехорошо!» Отвечает: «Нельзя». Идиоты с колокольчиками… Вообще, я скажу…