Неточные совпадения
— Еще человека в Гехи послать надо, — сказал Хаджи-Мурат хозяину, когда Бата вышел. — В Гехах надо вот что, — начал
было он, взявшись за один из хозырей черкески, но тотчас же опустил руку и замолчал, увидав входивших в саклю двух
женщин.
Одна
была жена Садо, та самая немолодая, худая
женщина, которая укладывала подушки.
Садо и Хаджи-Мурат — оба молчали во все время, пока
женщины, тихо двигаясь в своих красных бесподошвенных чувяках, устанавливали принесенное перед гостями. Элдар же, устремив свои бараньи глаза на скрещенные ноги,
был неподвижен, как статуя, во все то время, пока
женщины были в сакле. Только когда
женщины вышли и совершенно затихли за дверью их мягкие шаги, Элдар облегченно вздохнул, а Хаджи-Мурат достал один из хозырей черкески, вынул из него пулю, затыкающую его, и из-под пули свернутую трубочкой записку.
Особенно же выделялись из свиты два человека: один — молодой, тонкий, как
женщина, в поясе и широкий в плечах, с чуть пробивающейся русой бородкой, красавец с бараньими глазами, — это
был Элдар, и другой, кривой на один глаз, без бровей и без ресниц, с рыжей подстриженной бородой и шрамом через нос и лицо, — чеченец Гамзало.
— Зачем же ему нужна
была именно
женщина эта? — спросила княгиня.
— Il у a quelqu'un, [Здесь кто-то
есть (франц.).] — сказала маска, останавливаясь. Ложа действительно
была занята. На бархатном диванчике, близко друг к другу, сидели уланский офицер и молоденькая, хорошенькая белокуро-кудрявая
женщина в домино, с снятой маской. Увидав выпрямившуюся во весь рост и гневную фигуру Николая, белокурая
женщина поспешно закрылась маской, уланский же офицер, остолбенев от ужаса, не вставая с дивана, глядел на Николая остановившимися глазами.
Маска оказалась хорошенькой двадцатилетней невинной девушкой, дочерью шведки-гувернантки. Девушка эта рассказала Николаю, как она с детства еще, по портретам, влюбилась в него, боготворила его и решила во что бы то ни стало добиться его внимания. И вот она добилась, и, как она говорила, ей ничего больше не нужно
было. Девица эта
была свезена в место обычных свиданий Николая с
женщинами, и Николай провел с ней более часа.
Майор жил супружески с дочерью фельдшера, сначала Машкой, а потом Марьей Дмитриевной. Марья Дмитриевна
была красивая белокурая, вся в веснушках, тридцатилетняя бездетная
женщина. Каково ни
было ее прошедшее, теперь она
была верной подругой майора, ухаживала за ним, как нянька, а это
было нужно майору, часто напивавшемуся до потери сознания.
Вой
женщин слышался во всех домах и на площади, куда
были привезены еще два тела.
Семья Хаджи-Мурата вскоре после того, как он вышел к русским,
была привезена в аул Ведено и содержалась там под стражею, ожидая решения Шамиля.
Женщины — старуха Патимат и две жены Хаджи-Мурата — и их пятеро малых детей жили под караулом в сакле сотенного Ибрагима Рашида, сын же Хаджи-Мурата, восемнадцатилетний юноша Юсуф, сидел в темнице, то
есть в глубокой, более сажени, яме, вместе с четырьмя преступниками, ожидавшими, так же как и он, решения своей участи.
Княгиня
была женщина лет сорока пяти, маленькая, тщедушная, сухая и желчная, с серо-зелеными неприятными глазками, выражение которых явно противоречило неестественно-умильно сложенному ротику. Из-под бархатной шляпки с страусовым пером виднелись светло-рыжеватые волосы; брови и ресницы казались еще светлее и рыжеватее на нездоровом цвете ее лица. Несмотря на это, благодаря ее непринужденным движениям, крошечным рукам и особенной сухости во всех чертах общий вид ее имел что-то благородное и энергическое.
Он заставил себя еще подумать о Нехаевой, но думалось о ней уже благожелательно. В том, что она сделала, не было, в сущности, ничего необычного: каждая девушка хочет
быть женщиной. Ногти на ногах у нее плохо острижены, и, кажется, она сильно оцарапала ему кожу щиколотки. Клим шагал все более твердо и быстрее. Начинался рассвет, небо, позеленев на востоке, стало еще холоднее. Клим Самгин поморщился: неудобно возвращаться домой утром. Горничная, конечно, расскажет, что он не ночевал дома.
Неточные совпадения
Хлестаков. Оробели? А в моих глазах точно
есть что-то такое, что внушает робость. По крайней мере, я знаю, что ни одна
женщина не может их выдержать, не так ли?
— Певец Ново-Архангельской, // Его из Малороссии // Сманили господа. // Свезти его в Италию // Сулились, да уехали… // А он бы рад-радехонек — // Какая уж Италия? — // Обратно в Конотоп, // Ему здесь делать нечего… // Собаки дом покинули // (Озлилась круто
женщина), // Кому здесь дело
есть? // Да у него ни спереди, // Ни сзади… кроме голосу… — // «Зато уж голосок!»
С другой стороны, вместо кротости, чистосердечия, свойств жены добродетельной, муж видит в душе своей жены одну своенравную наглость, а наглость в
женщине есть вывеска порочного поведения.
[В этом ничего нет удивительного, ибо летописец свидетельствует, что этот самый Дю-Шарио
был впоследствии подвергнут исследованию и оказался
женщиной.
Разговор этот происходил утром в праздничный день, а в полдень вывели Ионку на базар и, дабы сделать вид его более омерзительным, надели на него сарафан (так как в числе последователей Козырева учения
было много
женщин), а на груди привесили дощечку с надписью: бабник и прелюбодей. В довершение всего квартальные приглашали торговых людей плевать на преступника, что и исполнялось. К вечеру Ионки не стало.