Крупная, красивая, всегда спокойная, бездетная, полная, как яловая корова, жена Петра Николаича видела из окна, как
убили ее мужа и потащили куда-то в поле.
Неточные совпадения
— Неправда, все били, мир порешил
убить. А я только прикончил. Что ж понапрасну мучить.
Степан действительно не видел ничего страшного в этом убийстве. Ему на службе пришлось расстреливать солдата, и, как тогда, так ж при убийстве Ивана Миронова, он не видал ничего страшного.
Убили, так
убили. Нынче его, завтра меня.
Степан вошел в горницу. Матрена вскочила и в одной рубахе стояла у кровати. Степан тем же топором
убил и ее.
Толпа надвинулась. Петр Николаич хотел уйти, но его не пускали. Он стал пробиваться. Ружье выстрелило и
убило одного из крестьян. Сделалась крутая свалка. Петра Николаича смяли. И через пять минут изуродованное тело его стащили в овраг.
Из постоялого двора, где Степан
убил дворника, он не пошел в город.
Дети стали кричать, он
убил и их и ушел, не ночуя, из города.
— Что ж, плети — так плети, а
убивать закона нет.
Она стала расспрашивать Махина о подробностях и о том, как, почему произошла такая перемена в Пелагеюшкине, и Махин рассказал то, что он слышал от Степана о последнем убийстве, и как кротость, покорность и бесстрашие смерти этой очень доброй женщины, которую он последнюю
убил, победили его, открыли ему глаза и как потом чтение Евангелия докончило дело.
Когда же вся толпа скрылась за оградой сада и гул голосов затих, и босая Маланья, прислуживавшая им девка, с выпяченными глазами прибежала с известием, точно это было что-то радостное, что Петра Николаича
убили и бросили в овраге, из-за первого чувства ужаса стало выделяться другое: чувство радости освобождения от деспота с закрытыми черными очками глазами, которые 19 лет держали ее в рабстве.
— Удивительная история. Палача не могли найти. Один был в Москве, и тот, рассказывал мне сын, начитался Евангелия и говорит: не могу
убивать. Сам за убийство приговорен к каторжным работам, а теперь вдруг — не может по закону
убивать. Ему говорили, что плетьми сечь будут. Секите, говорит, а я не могу.
Известие о том, что палач отказался и готов пострадать скорее, чем
убивать, вдруг перевернуло душу Натальи Ивановны, и то чувство сострадания и ужаса, которое просилось несколько раз наружу, прорвалось и захватило ее.
Сначала шло хорошо, но что дальше, то хуже. «Il devenait de plus en plus agressif», [Он становился всё более и более агрессивным,] как сказала потом императрица. Он громил всех. Говорил о казни. И приписывал необходимость казни дурному правлению. Разве в христианской стране можно
убивать людей?
— Шесть душ
убил, а святой человек. Уж я ручаюсь.
«Уйди!..» — вдруг закричала я, // Увидела я дедушку: // В очках, с раскрытой книгою // Стоял он перед гробиком, // Над Демою читал. // Я старика столетнего // Звала клейменым, каторжным. // Гневна, грозна, кричала я: // «Уйди!
убил ты Демушку! // Будь проклят ты… уйди!..»
Затем князь еще раз попробовал послать «вора попроще» и в этих соображениях выбрал калязинца, который «свинью за бобра купил», но этот оказался еще пущим вором, нежели новотор и орловец. Взбунтовал семендяевцев и заозерцев и, «
убив их, сжег».
Так точно думал мой Евгений. // Он в первой юности своей // Был жертвой бурных заблуждений // И необузданных страстей. // Привычкой жизни избалован, // Одним на время очарован, // Разочарованный другим, // Желаньем медленно томим, // Томим и ветреным успехом, // Внимая в шуме и в тиши // Роптанье вечное души, // Зевоту подавляя смехом: // Вот как
убил он восемь лет, // Утратя жизни лучший цвет.
Неточные совпадения
Как можно, чтобы такое драгоценное время
убивать на них?
Артемий Филиппович (расставляя руки).Уж как случилось, хоть
убей, не могу объяснить. Точно туман какой-то ошеломил, черт попутал.
И тут настала каторга // Корёжскому крестьянину — // До нитки разорил! // А драл… как сам Шалашников! // Да тот был прост; накинется // Со всей воинской силою, // Подумаешь:
убьет! // А деньги сунь, отвалится, // Ни дать ни взять раздувшийся // В собачьем ухе клещ. // У немца — хватка мертвая: // Пока не пустит по миру, // Не отойдя сосет!
Надумал свекор-батюшка // Вожжами поучить, // Так я ему ответила: // «
Убей!» Я в ноги кланялась: // «
Убей! один конец!» // Повесил вожжи батюшка.
А женщину одну // Никак за то же самое //
Убили насмерть кольями.