Жена без всяких поводов, как казалось Ивану Ильичу, de gaité de coeur, [Умышленно, нарочно,] как он
говорил себе, начала нарушать приятность и приличие жизни: она без всякой причины ревновала его, требовала от него ухаживанья за собой, придиралась ко всему и делала ему неприятные и грубые сцены.
Неточные совпадения
— Я всё сама делаю, — сказала она Петру Ивановичу, отодвигая к одной стороне альбомы, лежавшие на столе; и, заметив, что пепел угрожал столу, не мешкая подвинула Петру Ивановичу пепельницу и проговорила: — Я нахожу притворством уверять, что я не могу от горя заниматься практическими делами. Меня, напротив, если может что не утешить… а развлечь, то это заботы о нем же. — Она опять достала платок, как бы собираясь плакать, и вдруг, как бы пересиливая
себя, встряхнулась и стала
говорить спокойно.
Прасковья Федоровна сначала возражала и
говорила ему неприятности, но он раза два во время начала обеда приходил в такое бешенство, что она поняла, что это болезненное состояние, которое вызывается в нем принятием пищи, и смирила
себя; уже не возражала, а только торопила обедать.
Хотя они и старались скрывать это, он видел, что он им помеха; но что жена выработала
себе известное отношение к его болезни и держалась его независимо от него, что он
говорил и делал.
Иван Ильич отошел, пошел к
себе, лег и стал думать: «почка, блуждающая почка». Он вспомнил всё то, что ему
говорили доктора, как она оторвалась и как блуждает. И он усилием воображения старался поймать эту почку и остановить, укрепить ее; так мало нужно, казалось ему. «Нет, поеду еще к Петру Ивановичу». (Это был тот приятель, у которого был приятель-доктор. ) Он позвонил, велел заложить лошадь и собрался ехать.
Пообедал, весело
поговорил, но долго не мог уйти к
себе заниматься.
Всё равно, —
говорил он
себе, открытыми глазами глядя в темноту.
«Если б и мне умирать, как Каю, то я так бы и знал это, так бы и
говорил мне внутренний голос; но ничего подобного не было во мне; и я и все мои друзья — мы понимали, что это совсем не так, как с Каем. А теперь вот что! —
говорил он
себе. — Не может быть. Не может быть, а есть. Как же это? Как понять это? »
С тех пор Иван Ильич стал иногда звать Герасима и заставлял его держать
себе на плечах ноги и любил
говорить с ним. Герасим делал это легко, охотно, просто и с добротой, которая умиляла Ивана Ильича. Здоровье, сила, бодрость жизни во всех других людях оскорбляла Ивана Ильича; только сила и бодрость жизни Герасима не огорчала, а успокаивала Ивана Ильича.
Она всё над ним делала только для
себя и
говорила ему, что она делает для
себя то, что она точно делала для
себя как такую невероятную вещь, что он должен был понимать это обратно.
Прасковья Федоровна вошла довольная
собою, но как будто виноватая. Она присела, спросила о здоровье, как он видел, для того только, чтоб спросить, но не для того, чтобы узнать, зная, что и узнавать нечего, и начала
говорить то, что ей нужно было: что она ни за что не поехала бы, но ложа взята, и едут Элен и дочь, и Петрищев (судебный следователь, жених дочери), и что невозможно их пустить одних. А что ей так бы приятнее было посидеть с ним. Только бы он делал без нее по предписанию доктора.
«Может быть, я жил не так как должно?» приходило ему вдруг в голову. «Но как же не так, когда я делал всё, как следует?»
говорил он
себе и тотчас же отгонял от
себя это единственное разрешение всей загадки жизни и смерти как что-то совершенно невозможное.
«Противиться нельзя», —
говорил он
себе.
Но этого-то уже невозможно признать»,
говорил он сам
себе, вспоминая всю законность, правильность и приличие своей жизни.
«Этого-то допустить уж невозможно»,
говорил он
себе, усмехаясь губами, как будто кто-нибудь мог видеть эту его улыбку и быть обманутым ею.
Когда его уложили после причастия, ему стало на минуту легко, и опять явилась надежда на жизнь. Он стал думать об операции, которую предлагали ему. Жить, жить хочу,
говорил он
себе. Жена пришла поздравить; она сказала обычные слова и прибавила...
Неточные совпадения
Городничий (бьет
себя по лбу).Как я — нет, как я, старый дурак? Выжил, глупый баран, из ума!.. Тридцать лет живу на службе; ни один купец, ни подрядчик не мог провести; мошенников над мошенниками обманывал, пройдох и плутов таких, что весь свет готовы обворовать, поддевал на уду. Трех губернаторов обманул!.. Что губернаторов! (махнул рукой)нечего и
говорить про губернаторов…
Анна Андреевна. Вот хорошо! а у меня глаза разве не темные? самые темные. Какой вздор
говорит! Как же не темные, когда я и гадаю про
себя всегда на трефовую даму?
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и в то же время
говорит про
себя.)А вот посмотрим, как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать, что он такое и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
«Ах, боже мой!» — думаю
себе и так обрадовалась, что
говорю мужу: «Послушай, Луканчик, вот какое счастие Анне Андреевне!» «Ну, — думаю
себе, — слава богу!» И
говорю ему: «Я так восхищена, что сгораю нетерпением изъявить лично Анне Андреевне…» «Ах, боже мой! — думаю
себе.
Городничий. Там купцы жаловались вашему превосходительству. Честью уверяю, и наполовину нет того, что они
говорят. Они сами обманывают и обмеривают народ. Унтер-офицерша налгала вам, будто бы я ее высек; она врет, ей-богу врет. Она сама
себя высекла.